Павел Астахов - Мэр

Утренние солнечные лучи окончательно прогоняли туман и сумрак даже с этого печального места, постепенно осветив окрестности и одиноко стоящую фигуру возле свежего бугорка. Увидав человека, сторож, вооруженный граблями и цинковым ведром, переложил самокрутку из одного уголка сморщенного рта в другой и, прищурившись, двинулся к раннему посетителю.

– Утро доброе, мил человек, если оно, конечно, доброе.

– Здравствуйте, – безразлично отозвался Игорь Петрович.

– Ты что ж, ночевал на погосте, что ль?

Лущенко промолчал.

– Ну-ну…

Старик обошел могилу, наклонился и поправил съехавшие от дождя набок венки. Посмотрел на табличку и, шевеля губами, прочитал шепотом:

– Алена Игоревна Сабурова… – Поднял выцветшие глаза на мужчину: – Жинка?

Игорь Петрович молча кивнул.

– Да-а-а, – выдохнул сторож, – что деется-то! Молодые уходють, а нам, старикам, никак Господь не дает упокоения с миром. Видать, грехов много… Прости Господи, мою душу грешную.

Он быстро мелко перекрестился и мотнул головой в сторону кладбищенских ворот:

– Вот и вас греховная жизнь да суета от себя не отпускают. Всю ночь машины у ворот простояли. А сейчас, к утру, еще подъехали. И все ждут вас.

Игорь Петрович проследил за жестом сторожа, увидел блеснувшую под утренним солнцем крышу машины, поджал губы и решительно двинулся к ней.

Преодолел несколько сотен метров и опешил: машин было две, а подъезжала еще одна.

– Игорь Петрович! – выскочил из первой машины его собственный водитель.

– Игорь Петрович? – негромко обозначили свое присутствие оставшиеся в живых ученики и преемники Свирина.

– Здравствуйте, Игорь Петрович, – открыл дверцу только что подъехавшей машины адвокат. – Ну что, вы готовы обсудить ваши дела?

Он выглядел таким собранным и решительным, словно приехал не на кладбище, а в суд – работать.

– Мои дела? – скорбно поморщился вдовец и бывший мэр. – О чем вы говорите? У меня отняли все…

– Нет, не все, – оборвал его Павлов. – Алена Игоревна намеревалась завершить усыновление, ну, и весь ее бизнес… все-таки вы муж.

– Вдовец, – поправил его Лущенко.

– Вдовец, – с некоторым усилием заставил себя согласиться Павлов. – Вы правы, так будет точнее. И если говорить о наследстве…

Но Лущенко уже не слушал адвоката – он думал о Леночке. Теперь лишь эта детдомовская девочка соединяла его с ушедшей в лучший мир Аленой.

– И вы можете довести все мои дела до конца? – спросил он Павлова.

– Разумеется, – наклонил голову тот.

Андрей Януариевич Вышинский утверждал, что лучшее доказательство – чистосердечное признание. Его научный трактат так и назывался: «Признание – мать доказательств». С тех пор и повелось в советской следственной системе: первым делом выбить признание. И пусть потом откажутся, пусть жалуются, что писали под угрозой, страхом, принуждением, без адвоката. Признание в любом случае будет служить самым важным доказательством. Причем не только для следователей и прокуроров, но и для суда. И это уже страшно! Тем не менее, сам институт чистосердечного признания существует в современной процессуальной науке и даже помогает избежать уголовной ответственности – в том случае, если человек отказался от доведения преступления до конца и заявил об этом. И даже если человек совершил особо тяжкое преступление, такое, как измена Родине или шпионаж, при чистосердечном признании он может быть полностью освобожден от ответственности.

Субботним утром в 161-е отделение милиции, что на самом краю города, вошли двое. Они долго топтались у порога, тихо переругиваясь меж собой, пока их наконец не заметил дежурный капитан:

– Эй, там! Идите сюда!

Посетители, подталкивая друг друга, приблизились, и дежурный капитан сдвинул брови. Эти двое приезжих усатых гастарбайтеров, как точно вычислил их милиционер, ему уже не нравились.

– Ну? И что хотим?

– Тауварищч капытан, – начал первый усач с явным южнороссийским певучим говором.

– Ага, товарищ! А может, вам, гражданин, кто другой товарищ? – передразнил его милиционер.

Визитеры совсем стушевались и снова затоптались на месте, что-то бубня под нос.

– Ну что?

Они уже начали раздражать дежурного. Явно пришли заявить, что какие-то неизвестные отобрали у них честно заработанные гроши. А нечего торчать без регистрации в городе! Гонять их нужно почаще, чтоб знали свои обязанности, раз приехали на заработки. Он снова насупил брови:

– Ну! Молчать будем? Заявление принесли? – попытался угадать капитан и ободряюще добавил: – Давайте, давайте! Сейчас откажем.

Мужчины подошли и действительно протянули два листа бумаги, исписанные сверху донизу мелким почерком. Капитан нехотя взял листки и глянул на часы: до смены оставалось всего двадцать пять минут. Не могли эти два пентюха прийти чуть позже! Что теперь с ними делать? Может, и впрямь что толковое написали? Он стал, с трудом разбирая слова, медленно читать заявление:

«Я, Миколай Гаврилович Дорогобуш, написав це прнзнаньня сам. Я був в памяти и сознании. Два месяцев тому назад ко мне подошел мой знакомый Петро Музыка и сказав, що можно добре заробатать. Надо только помочь добрым людям сломати ихнюю машину. Це машина була на стоянке. Мы с Петром Музыкой сделали усе як просили. Мы разумели, што люди були хозяева, так как они дали нам усе ключи и сигнализацию. Но мы все равно сховались. Штоб от греха подальше и чего не вышло. Мы поставили специальну приспосабленью под энту машину…»

Капитан прервался – у него от этого скорбного чтения даже голова разболелась – и зло взглянул на ходоков:

– Вы что, хлопцы, озверели?! Вы что, русского языка не знаете?! Кто так пишет?! Вы чего понаписали?! Какая машина?! Какое приспособление?! Чего просили? Кто просил? Бред какой-то!! Вам что в милиции – бюро жалоб и предложений? А?! А ну давайте паспорта!!! Щас регистрацию проверим!

Друг и учитель погибшего Ивана Ивановича Свирина, давно живущий в Лондоне генерал Глеб Белугин знал, что получит этот электронный архив.

Его ученик был профессионалом во всем, что делал, и он прекрасно знал: в случае его смерти все богатейшие досье его охранной фирмы попадут в руки таких, как Брагин и Джунгаров. А потому, едва Свирин не подтвердил, что он жив, и лично не пополнил свой архив новыми аудиозаписями и видеоматериалами, точная электронная копия архива начала перекачиваться в два адреса: в ФСО России, где Свирин некогда трудился, и… в Лондон.

Генерал Белугин бегло просмотрел последние записи, уделив особое внимание выводам самого Свирина, и присвистнул. Теперь причины громкой, на всю Россию, гибели А. И. Сабуровой были куда как яснее.