Брет Эллис - Лунный парк

Марта была уже здесь и химичила с кофеваркой «Гаджа», в то время как элегантный похмельный призрак в облачении из простыни «Фретте» слонялся по кухне и, незаметно приложив горящий лоб к дверце винного кулера (призрак с горечью заметил, что кулер пуст), бухнулся наконец на стул возле гигантского круглого стола в дальнем конце комнаты. С Мартой, умышленно непривлекательной дамой за тридцать, Джейн подружилась во время съемок в Эл-Эй. Та была верной и благоразумной и без видимых усилий решала за Джейн все домашние вопросы – одна из тысяч дочерей города-мечты, настолько привязанная к знаменитости и преданная делу удовлетворения ее потребностей, что последовала за ней через всю страну, дабы поселиться в этой незнакомой холодной местности. До Джейн она работала у Пенни Маршалл, Мег Райан и, недолго, у Джулии Робертс и обладала сверхъестественной способностью предвосхищать любое желание знаменитости в любой момент времени. Кроме того, ее слушали дети, что серьезно облегчало жизнь их матери. Безграничное доверие Джейн служило Марте и стимулом, и целью, оно льстило ее самолюбию и давало средства к существованию. Такое ее положение было максимально близким к мечте о собственной знаменитости, поэтому к работе своей Марта относилась со всей серьезностью. Однако на меня она наводила тоску, ведь, вращаясь в определенных кругах, я видел тысячи таких вот Март – женщин (и мужчин), подчинивших себя служению знаменитости, упразднивших собственный мир. В городе у нее была квартирка, за которую платила Джейн. (Я не знал ее адреса, видел только, как каждый вечер тихий папа из Сальвадора забирал ее с Эльсинор-лейн, чтобы на рассвете привезти обратно.) Призрак хотел кофе.

Вдруг Марта поставила перед ним чашку «гермесовского» фарфора, полную дымящегося эспрессо с молоком, и призрак промямлил слова благодарности, а Марта направилась к соковыжималке и принялась давить апельсины.

Растянувшись на стуле и уставившись на медные сковороды, свисавшие с полки над островком посреди кухни, призрак с угрюмым видом потягивал кофе, затем опустил взгляд на «Дейли вэрайети», лежащую поверх «Нью-Йорк таймс» и приложений к «Лос-Анджелес таймс» и «Голливуд репортер».

Услышав голоса сверху, я глубоко вздохнул и потянулся за местной газетой, готовясь к встрече, поскольку я все еще – даже не с бодуна – так и не приспособился к расписанию, которого придерживались обитатели этого дома. Марта пошла за Сарой (та занималась вторым иностранным по карточкам), а я поднялся и налил себе большой стакан свежевыжатого апельсинового сока, опрокинув туда оставшуюся с вечеринки полупустую бутылку «Кетель уан», аккуратненько припрятанную меж бутылок с оливковым маслом где-то в глубине полок. Что ее не выбросили – просто маленькое чудо. Я осторожно отхлебнул коктейль и вернулся к столу.

Газеты постоянно щекотали мне нервы. В последних исследованиях приводились жуткие статистические данные буквально обо всем. Бесконечные свидетельства, что с нами не все в порядке, которым мрачно поддакивали ученые. Социальные психологи говорили о «непреднамеренном» повреждении механизмов, о «предчувствии худшего», об «ошибочных представлениях» относительно существующих возможностей. Ситуация усугублялась. Уровень насилия неуклонно рос, и никто не мог этому помешать. Народные массы пребывали в замешательстве, но ленились и вяло бездействовали.

Неопубликованные исследования намекали, что настал час расплаты. Ученые всматривались в данные и делали выводы, что все мы должны быть чрезвычайно обеспокоены. Никто не знал, что теперь значит «нормальное поведение», и некоторые утверждали, что это такая добродетель. С ними никто не спорил. Никто ни на что не решался. Всех снедали опасения.

Повсюду чувствовались вибрации безумия. Данные подтверждались пятидесятилетними исследованиями. Все перечисленные проблемы иллюстрировались диаграммами – кругами, шестиугольниками, квадратами, секторы которых были раскрашены в сиреневый, или белый, или серый.

Больше всего настораживали слабо акцентируемые выводы: преобразовать что-либо и придать этому положительный вектор нет никакой возможности.

При взгляде на все это невозможно было сдержать страх и восторг.

Подобные статьи оставляли ощущение, что выживание рода человеческого по большому счету проблема не такая уж и важная. Мы обречены. Мы это заслужили. Как я устал. (Что беспокоило Джейн помимо предстоящих съемок?

Просто дети копировали нашу мимику, которая последний месяц изобиловала недовольными гримасами.) Без вести пропадало такое количество детей, что это уже смахивало на эпидемию. С тех пор как я переселился сюда в июле, пропало с дюжину мальчиков – только мальчиков. Их фотографии наводнили интернет, на специальных сайтах постоянно обновлялась информация о ходе расследования, их торжественные лица глядели отовсюду, их тени шли по пятам. Я прочитал статью про очередного пропавшего бойскаута – третьего за текущий учебный год. Мальчик тоже был ровесником Робби, и его несмышленое ангельское личико украшало теперь первую полосу газеты. Но ни одного ребенка так и не нашли. Никаких тел в овраге или канализации, ни останков на отмели, ни подозрительных вещмешков, выброшенных на обочину шоссе, ни расчлененных трупов в лесу. Мальчики исчезли бесследно, и не видно было ни единого шанса, что кто-нибудь из них когда-либо отыщется. Следователи продолжали «усиленные поиски».

Родителей пропавших ребят убедили выступить по Си-эн-эн и придать своим детям побольше человеческих черт, чтобы смягчить похитителей, если они вдруг смотрят. Помимо возросшего рейтинга канала, эти пресс-конференции не дали никаких результатов, если не принимать в расчет напоминания о «необъяснимой вселенской злокозненности» (цитата из «Тайм»).

Предполагалось, что широкая огласка мобилизует добровольцев, но люди уже потеряли надежду – столько было пропавших, что большинство предпочло спрятать голову в песок и ждать, пока за этим кошмаром не придет кошмар попроще. Семьи пропавших мальчиков встречались при свечах, брались за руки, преклоняли, пораженные горем, головы и молились, хотя мне эти собрания больше напоминали спиритические сеансы. Несколько организаций предложили установить мемориальную доску, чтобы увековечить ужасные события. Учеников Бакли (частной школы, куда ходили Сара с Робби) просили посылать соболезнования понесшим тяжелую утрату родителям. Нам вменялось в обязанность разучивать и повторять с детьми один и тот же утомительный молебен: не разговаривай с незнакомыми, не слушай хорошо одетого вкрадчивого джентльмена, который ищет сбежавшего щенка; «Не молчи – кричи!» и «В школу, из школы – по одной дорожке» и «Сторонись клоуна». Основная идея – никому не верь, подозревай всех. Людям повсюду слышался детский плач. В классах для снятия напряжения лепили из пластилина. Нам рекомендовали всегда иметь при себе несколько недавних фотографий наших детей.