Анатолий Голубев - Тогда умирает футбол

В слово «волво» он вложил всю силу своего презрения, и Рандольф понимал, против кого оно направлено.

– Это очень похоже на ультиматум, отец…

– Это очень похоже лишь на действительное положение вещей: твои карманные деньги находятся в прямой зависимости от моих доходов.

Разговор принимал дурной оборот, и Рандольф примирительно протянул:

– Ну ладно, па. Что я должен сделать, чтобы ты не сердился?

– Видишь ли, твой друг мистер Роуз заварил кашу вокруг процесса. И я уже не столь уверен, что суд пройдет гладко, без сучка и задоринки. Я должен готовиться к худшему. Поэтому мне хотелось, чтобы Барбара выступила при необходимости в верховном суде, но защищая нашу точку зрения, а не Дональда. Я слышал, будто она сейчас далеко не так послушна Роузу, как прежде. Верно это?

– Не думаю. Мелкие стычки между людьми, которые не сегодня-завтра станут супругами, – естественное явление., Хотя после свадьбы таких стычек будет больше.

– Меня мало волнует уклад их будущей семьи. Я хотел, чтобы ты прощупал отношение Барбары к процессу. Можно ли склонить ее на выступление в пользу клуба и, если можно, что надо для этого сделать?

– Ты хочешь, чтобы я стал шпионом?

– Я хочу, чтобы хоть однажды, отправляя в рот кусок хлеба, ты почувствовал, что его заработал.

– Отец, ты уже дважды сегодня попрекнул меня своими деньгами. Так не годится. Я ведь не Марфи и не Фокс и на службе у тебя не состою. Я ведь твой сын. Или это не имеет значения?

– Ты сегодня не в духе. Цепляешься за каждое мое слово. Я ничем тебя не попрекаю. Просто поручаю тебе Барбару. Сколько потребуется для этого денег, столько и получишь…

– Вот это деловой разговор. Если бы ты начал с этого, не было бы никаких недоразумений.

И все же после встречи с отцом настроение Рандольфа упало. По дороге к Барбаре он все обдумывал, как же лучше выполнить поручение отца, но так и не придумал.

Он искренне обрадовался, когда Барбары не оказалось дома., Он с наслаждением давил на звонок у входной двери и даже запел от радости, что неприятная миссия откладывалась. Но едва он отошел от парадного, как увидел подъезжающий «моррис» Барбары.

– Ба, Рандольф, я не видела тебя целую вечность. Где ты пропадаешь, старый шалопай? Ты еще не женился?

– Это тебя волнует больше всего?

– Конечно. Но только как твою мать. Ведь ты годишься мне почти в сыновья.

Она открыла дверь и прошла в прихожую.

– Вот именно, почти. Не рановато ли рожать в восемь лет?

– Фу, Рандольф, я же фигурально говорю.

– Ну, если фигурально, то я мог бы на тебе жениться. Вот жена Сэма Табора старше его на десять лет.

– Сэм женат не на женщине, Рандольф, а на текстильной фабрике.

– Тоже фигурально? Барбара засмеялась.

– Хочешь есть? Я голодна и буду рада, если составишь компанию.

Чем больше Рандольф думал о миссии, возложенной на него отцом, тем больше скованности чувствовал в присутствии Барбары. Он казался себе мелким жуликом, забравшимся в дом друга. Той привычной легкости, которая всегда отличала его в обращении с женщинами, как не бывало. Даже Барбара обратила на это внимание.

– Что с тобой? Ты чем-нибудь огорчен?

– Та-ак… – неопределенно протянул он, но потом, решившись, сказал вдруг прямо: – Барбара, что ты думаешь о процессе, который затевает мой отец?

Барбара настороженно посмотрела на него.

– Иди ты к черту со своим процессом! Все вы, начиная с Дональда, на нем помешались. Ничего я о нем не думаю и не имею ни малейшего желания о нем говорить. Я хочу, чтобы все оставили меня в покое. Мне наплевать и на процесс, и на твоего папашу, и на тебя, если у тебя еще не пропала охота говорить об этой судебной дрязге!

Гнев Барбары рассмешил Рандольфа и снял с его души тяжелое бремя.

«Вот я и выполнил задание старикана. Теперь он пусть сам думает, что делать с Барбарой. А не предложить ли ей поехать на рождественские каникулы куда-нибудь в Европу? Отец мог бы финансировать наш вояж. И был бы спокоен, что она по крайней мере не выступит против него. Это идея!»

– А что ты будешь делать после рождества? Дональд предложил тебе что-нибудь?

– Можно подумать, что на Дональде свет сошелся клином, А может быть, я хочу поехать на отдых с тобой?

Рандольф даже привстал от радости.

– Это надо обсудить…

– Сиди, сиди, дурачок, я пошутила! Пока я еще ничего не решила. А тебе связываться с такой старухой, как я, просто не резон. Вон сколько милых девчонок вокруг бегает! Только лови.

– Эти милые девчонки коварнее крокодилов., В кино пригласил, поужинали, домой подвез, а она не выходит из машины – считает, что сама тебя уже поймала. А три раза поцеловал – домой к тебе ночевать идет. А через две недели визжит, что о помолвке объявление давать надо…

– Бедненький ты мой мальчик! Загнали тебя девочки. – Барбара скривила свои пухлые губы и поцеловала Рандольфа в щеку. – А как же ты хочешь? Каждый должен чем-то расплачиваться. Одни – телом, другие – свободой, третьи – деньгами.

– Предпочитаю третье…

– Но для этого их надо иметь…

Они перебрались в гостиную и сидели в креслах друг против друга. Рандольф болтал без умолку, и его охватывало блаженное настроение. Все было как прежде. И, послав ко всем чертям своего отца с его советами и заданиями, он решил больше никогда не заикаться у Барбары о процессе. «Пусть старый выкручивается сам, а у меня своих забот хватает».

Он глядел на Барбару, и вновь – уже в который раз! – подумал, что их платонические отношения ему уже в тягость. Но потом он вспомнил о Дональде. Ему стало стыдно, и он покраснел. Взглянул на Барбару: не заметила ли она?

Но та чистила апельсин и думала о чем-то своем. Ей было не до Рандольфа…

– Чтобы жить, руководствуясь своими принципами и убеждениями, надо быть или безумно богатым, или безумным просто, – медленно говорил Тиссон, прислушиваясь к гулу «Гадюшника».

Они сидели с Дональдом в «камере пыток». Идти в «спортивный» зал не хотелось. Там не поговоришь – опять будут приставать с расспросами о предстоящем процессе. Одни – с искренней заинтересованностью, другие – из праздного любопытства.

Дональд уже не раз ловил на себе внимательные взгляды входящих. Люди перешептывались, оглядывались на их столик.

И такую популярность он завоевал всего за неделю! Будь он покладистым журналистом, он мог бы прожить долго и беспечно, и никто, кроме узкого круга друзей и знакомых, так бы и не обратил особого внимания на существование Дональда Роуза. А вот теперь…

Прошедшую неделю он почти не выходил из дому, сутками не вставал из-за стола. Материалы в духе статьи «Тогда умирает футбол» появились в шести крупнейших газетах, передавались по радио. У него на столе лежали десятки заявок. Солидные деньги предлагали издания, о которых он даже не слышал. Он работал как одержимый. И все-таки не успел выполнить и половины заказов. Но причина всех этих любопытствующих взглядов крылась не в статьях, а в недавней сенсационной передаче по телевидению.