Эдуард Тополь - Любожид

Как малая трещина в плотине вызывает на себя давление всей толщи воды и предрекает крушение всей запруды, так возникновение первых эмиграционных пунктов в Бресте, Чопе и Шереметьеве означало перелом в истории Советской Империи и веху, предрекающую ее полный распад. Впрочем, до этого распада было еще долгих 12 лет. А пока победители, коммунисты, солдаты Кремля и «освободители мира» весело и безмятежно ехали в свои вассальные западные провинции, а рядом с ними, в четвертом и третьем вагонах, в ту же сторону, но еще дальше ехали «предатели Родины» и «жиды».

В Бресте на вокзале были давка, неразбериха, столпотворение. Каждый час-полтора радио объявляло о прибытии нового поезда из Москвы, Киева, Баку, Адлера, Харькова и Ленинграда, и новые сотни евреев-эмигрантов – с детьми, родителями, чемоданами, узлами, детскими колясками, собаками и клетками с канарейками – присоединялись к старым, прибывшим сюда вчера, и позавчера, и позапозавчера и атакующим теперь билетные кассы и двери зала ожидания таможенного досмотра. Им всем надо было в Вену, немедленно – в Вену, на Запад! Оттуда начинался путь в свободный мир – в США, Израиль, Канаду, Австралию и даже в Южную Америку, но на этом пути был последний барьер – прямо у края платформы, где останавливался паровоз, стояли автоматчики и охраняли полосатый столб и шлагбаум с суровой надписью:

Государственная граница СССР

Да, вот она, совсем рядом! Уже пять веков – со времен Ивана Грозного – эти пограничные шлагбаумы и столбы держат миллионы российских граждан внутри империи, как в едином евро-азиатском концлагере.

«Ты затворил царство русское, сиречь свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне,

– писал Ивану Грозному князь Курбский, первый русский перебежчик на Запад. –

Кто поедет из твоей земли в чужую, того ты называешь изменником, а если поймают его на границе, ты казнишь его разными смертями».

Сменялись Цари, смягчались и суровели московские режимы, но от Ивана Грозного до Леонида Брежнева не менялся кремлевский закон, писанный в XVI веке:

«А который бы человек князь, или боярин, или кто-нибудь сам, или сына или брата своего послал для какого-нибудь дела в иное государство без ведомости, не бив челом государю, и такому б человеку за такое дело поставлено было в измену, и вотчины и поместья и животы взяты б были на царя ж, а ежели б кто сам поехал, а после него осталися сродственники, и их бы пытали, не ведали ль они мысли сродственника своего…»

С тех пор каждый, кто уехал, ушел или вплавь уплыл на Запад «без ведомости и не бив челом государю», – изменник Родины, его вотчины, поместья и все остальное имущество вплоть до комнаты в коммунальной квартире отходят государству, а его родственников пытают, не ведали ли они мысли сродственника своего удрать из России на Запад. Даже самый прозападный русский царь Петр Великий, насильно вливавший уксус в глотки своих бояр для привития им западного вкуса, остался верен этому грозному закону своего ужасного предка и еще упрочил его, начав сооружение пограничных стен и укреплений и основав в 1711 году специальную ландмилицию – пограничные войска. Продолжая эту трехсотлетнюю традицию, Кремль не только обнес стеной своих подданных, но и вынес эти стены далеко на Запад – аж до Берлинской стены.

«Чтобы можно было спокойно удерживать их в рабстве и боязни, никто из них… не смеет самовольно выезжать из страны и сообщать им о свободных учреждениях других стран».

Евреи, которые сейчас табором расположились вокруг Брестского железнодорожного вокзала, «били челом» государю – КГБ и получили его высочайшее дозволение уехать из «адовой твердыни», оставив, конечно, «вотчины свои и поместья». Но даже и с этими дозволениями не так-то легко было преодолеть последние триста метров от вокзала до шлагбаума. Прибыв сюда сутки назад, к вечеру, Василий Степняк и его жена Фаина с ходу напоролись на незримую, но хорошо отлаженную систему последних жерновов и прессов, через которые только и выпускали за границу этих «изменников Родины».

«Имеются билеты до Вены!» – гласила вывеска над кассами. Стоя в очереди, Степняк и Фаина удивлялись шныряющим вокруг евреям, которые шепотом спрашивали чуть не у каждого: «Ви не знаете, кто тут берет?… Кому тут нужно дать?… Говорят, нужно дать грузчикам, но ни одного не видно. Ви тут не видели грузчиков?» Зачем нужно давать взятку, недоумевал Степняк, если в продаже есть билеты? И даже с укоризной посмотрел на жену: мол, вот они, твои евреи – без взятки шагу ступить не могут даже на ровном месте!

Наконец подошла очередь Степняков. Василий нагнулся к окошку, протянул свою выездную визу и деньги:

– Два билета до Вены, пожалуйста!

– До Вены билетов нет. Только до Братиславы, – сказала кассирша.

– Как так? – изумился он. – Вот же написано!

– Мало шо написано! Нету до Вены. Берите на Варшаву и Братиславу, там пересадка.

У Степняка не было выбора, ему нужно было уехать срочно, первым же поездом.

– А когда ближайший до Варшавы?

– Завтра в восемь утра.

– Хорошо. Два билета.

– А вы прошли проверку багажа? Как фамилие? – И кассирша открыла какой-то длинный список.

– У нас нет багажа, – сказал Степняк.

– Как это нет? – удивилась она. – Какие-то ж вещи есть!

– Нет. У нас все по дороге украли, – соврал Степняк и сделал грустное лицо.

– Все равно таможенный досмотр нужно пройти. Идите в очередь запишитесь сначала…

– Дорогая, но мне нужно срочно! – взмолился Степняк.

– Тут все дорогие, дешевых нет! – усмехнулась кассирша и нагло посмотрела ему в глаза.

– Конечно! Я понимаю! Вот! – И Степняк, враз став суетливым, как все вокруг, сунул в кассу еще одну сотенную купюру.