Михаил Веллер - Долина идолов

– А что такое счастье?

– Жить в полную силу своей души. Ничего не боясь.

– А Вы чего-нибудь боитесь?

– Нет. Мудрый человек может лишь чего-то хотеть, а чего-то не хотеть.

– Ваш главный жизненный принцип?

– Лучше сделать и раскаяться, чем не сделать и сожалеть.

– Каким должен быть идеал человека?

– Идеал человека – ангел… Наверное – нормальный здоровый человек, уверенный в себе, который хорошо делает все, за что берется, и никогда не хнычет. Вообще я вполне приемлю людей, какие они есть: правда жизни истиннее оценок и схем.

– Тогда почему Вы так высокомерны? (Замирает от дерзости).

– Я был скромен: мне норовили наступить на голову.

– Вы злой! Почему Вы злой? (Пытаются оттащить нахалку).

– Злой лучше работает. Злость помогает выстоять, она – резерв энергии, ищущей выхода. Злость – это запас силы.

– Разве доброта не лучше злости?

– Доброта – умение проникнуться нуждами другого; она позволяет понять другого. В действии она неспособна преодолеть встречное сопротивление, подавить чужой враждебный интерес, не поддавшись ему: это отсутствие сильных страстей и целей, слабость и безразличие души. Доброта – чтобы понять, злость – чтобы совершить.

– Писать ли мне?

– Если вы спрашиваете об этом – то нет.

– А Вы правда все знаете?

– Правда. Я говорю о качественном знании, а не о количественном. Как печь хлеб – расскажет любой пекарь, но смысл и всеобщие связи этого процесса ему неизвестны.

– А не скучно все знать? Не тяжело?

– Отнюдь. Необычайно интересно. Тяжела скорее чужая тупость.

– А Вы бы хотели снова стать молодым?

– Я достаточно уважаю себя, чтобы не желать ничего изменять в своей жизни.

– А в каком возрасте Вы бы остановились, если б пришлось выбирать?

– Тридцать два. Уже все знаешь, еще все можешь и хочешь.

– У Вас есть неисполненные желания?

– Нет. Но постоянно возникают новые.

– Вы во что-нибудь верите?

– В победу.

– Любой ценой?

– А разве бывает победа иной ценой?

– Вы сомневаетесь в себе когда-нибудь?

– Нет. Иногда сомневаются другие. Пусть не сомневаются.

– Как стать великим? Таким, как Вы?

– Кто спрашивает – не станет. Перечтите «Если…» Киплинга.

– Вы что, железный? Без слабостей и привязанностей?

– Да – так и тянет ответить в ваши восторженные глазки. Ерунда это все… Творят кумира, услаждая возбужденное воображение – это доступней и приятней, чем понять просто человека. Я из сплава покрепче, только и всего.

– Вы верите в любовь?

– Только убогий ДУШОЙ не знает ее.

– А что делать от несчастной любви?

– Добиться взаимности. Умереть. Хранить ее. Влюбиться снова. Но никогда не спрашивать совета.

– Вам нравится современная молодежь?

– Мне нравится и не нравится в ней то же, что и в обществе в целом: просто в молодежи все это ярче проявляется.

– А современные моды?

– Природа моды исключает споры: престижный момент, вечное обновление, условность дозволенного; все красиво по-своему.

– У Вас есть враги?

– Я не так ничтожен, чтобы не иметь их – и много.

– Что вы о них скажете?

– Дадим им копоти!

– Прощать ли врагам?

– Не считать их за людей. Давить при надобности и забывать. И обращать их действия себе на пользу.

– А нужно возлюбить врага?

– Сильного и умного врага уважаешь. Понимаешь его. Учишься у него. Можешь ему сочувствовать и даже его любить. Но это не должно помешать переступить через него – а лучше через его труп.

– А друзья у Вас есть?

– Поклонение не дает права на бесцеремонное копание в душе.

– А что, если друг стал врагом?

– Горе побежденным.

– А если побежден ты?

– Не скули и готовь реванш.

– Вы циник! (Настроение толпы меняется – она уязвлена).

– Я просто честен и умен.

– Вы жестоки!

– Я честен и силен.

– Вы эгоист!

– Я обязан делать свое дело. Кроме меня его не сделает никто.

– А кому оно нужно?

– Мне. Но и вам: у нас одна культура и история на всех…

– Ваше самолюбование мерзко.

– Так зачем вы на меня смотрите? Я не стыжусь себя: честно говорю то, что другие ущемленно и спесиво лелеют в тени своих липких душонок, боясь обнажить их хилое уродство.

– Что такое труд?

– Деятельность, имеющая результатом материальные блага.

– Благословите меня!

– Не блажите: рад бы в рай, да грехи не пускают.

– На Вашей совести есть грехи?

– Для начала тут надо иметь совесть… Есть. И много. Я не боюсь их. Хотя для таких, как я, грехи не существуют. Я прагматик. А истина вне морали. Есть лишь суть вещи, действие, следствие и плата.

– Как Вам удалось выстоять?

– Удары сыпались на меня со всех сторон, пока однажды я не обнаружил, что откован в клинок.

– Какой возраст Вы считаете лучшим для писателя?

– Для прозаика – двадцать девять-сорок шесть. Взгляните в мировую литературу: исключения единичны.

Дым коромыслом: компания в ресторанчике, куда она перебралась после помпезного банкета: веселый цинизм, хмельная откровенность, дружеские издевки.

– Итак ты велик, богат и знаменит. Комнаты для гостей есть?

– Как обещано. В любое время. Условие одно: никаких умных разговоров.

– Ты не безнадежен: узнаешь старых друзей. (Хлоп по плечу).

– Вся эта никчемная ерунда хороша одним – можешь что-то сделать, доставить удовольствие тем, кому хочешь…

– Ну ты порезвился! Дал им копоти!

– А, пустой трындеж. Если б господь бог не хотел, чтоб тем хамили, он бы не создал их холуями.

– Напишу мемуары: «Мой друг – Зевс». (Чокаются).

– А, иначе лакеи станут и Зевса учить величественным манерам.

– – Не притворяйся, что тебе это все неприятно. Ты ведь с юности мечтал об этом.

– Кто не мечтал. И денег, и женщин, и любви, и славы, и благополучия, и приключений. И при всем еще счастья. (Хмыкает).

– Ну, вот ты все и имеешь. Прорвался. Со стальной ложкой.

– И уплатил цену нищеты и унижений.

– Червями ползут многие, а вот доползти, чтобы взлететь орлом… Пардон, молчу. Зато теперь ты испытал все.

– Привычки нищеты въедливы, уродуют. Приниженность, зависимость от имущих, крохоборство, зацикленность на деньгах – на грошах.

– Не ты ли проповедуешь полноту жизни? фарисей.

– Все одно – горе не мед. Его память обсахаривает.

– Тебя уже коллеги официально обсахарили, как марципан.

– Хочешь пососать? (Хохот). Они уже вылизали. Шайка идиотов. Когда-то мне хотелось купить вагон калош – чтоб эти наглые холуи носили их за мной в зубах.

– Так купи теперь. Понесут!

– Потом я научился не воспринимать их как людей. Шахматные фигурки. Самоходное удобрение для моей грядки.

– Все?

– Нет. Нескольких я действительно уважаю.

– Ты гнусный карьерист; хочу брать у тебя уроки.