Иэн Бэнкс - Умм, или Исида среди Неспасенных

– Ой, – я постучала полбу, – совсем памяти нет. Очень прошу, возьми еще пару бутылочек такого соуса из жгучего перца – не помню название.

– «Табаско», что ли? – спросил Боз, вручая мне пакетик с кориандром.

Засунув покупку в карман, я кивнула:

– Точно!

– Соус – вырви глаз, Айсида, – усмехнулся Боз. – Ты уверена, что тебе понадобятся две бутылочки?

Я кое-что прикинула в уме:

– Далеко не уверена. Возьми, пожалуй, четыре.

Я приблизилась к знакомой компании блестящих зеленых курток. Молодчики шеренгой преградили мне путь. Повесив голову и умоляюще сложив руки на груди, я двигалась на них.

Фашисты возвышались надо мной – бритые головы, черные джинсы, зеленые куртки, массивные кожаные ботинки. Еще сильнее понурившись, я опустила руки по швам. Оставалось надеяться, что у меня не текло из карманов.

– Господа, – улыбнулась я, – прочла ваш боевой листок. Теперь мне понятна вся мера вашей ненависти и презрения к тем, кто не похож на вас…

– Неужели?

– Не врешь?

– И какая же у нас мера?

– Что ты лепишь?

– Хочу, чтобы вы знали: я и сама испытываю похожие чувства.

– Чего?!

– Иди ты!

– Да-да: испытываю похожие чувства – к таким, как вы.

– Какого?..

– А ну…

– Прости меня, Господи, – пробормотала я, выхватила из карманов водяные пистолеты и дала залпы по перекошенным физиономиям, целясь в глаза.

– Сомерсет, – вспомнил Боз на подъезде к вокзалу Ливерпуль-стрит.

– Видимо, да, – кивнула я, тщательно стирая с пальцев огненно-красную жидкость смоченной под краном туалетной бумагой.

Меня преследовала двусмысленная фраза Мораг о том, что я ее беспокою. Ясности до сих пор не было. Это внушало тревогу.

– С утра поеду, – сообщила я Зебу и Бозу. Сверля меня взглядом, Зеб сложил руки на груди:

– Ну. Вообще.

Когда мы вернулись в наш ничейный дом, Боз крепко поцеловал меня в губы.

– Не пойми превратно, Айсида, – сказал он, все еще держа меня за плечи; я поймала его взгляд. – Просто… – Он помолчал. – Ладно… – Похлопав меня по плечу, он тут Же ушел.

– Ну. Вообще. – Зеб, молчаливый свидетель этой сцены, только покачал головой.

Потом он усмехнулся:

– Крутая.

– Как яйцо, – подхватила я и похлопала Зеба по плечу, словно в игре «передай дальше».

Кажется, не кто иной, как мой добрый друг мистер Уорристон из Данблейна заметил, что по насмешкам глупцов можно распознать гения, а нападки со стороны политиканов и церковных иерархов обычно доказывают, что объект их ненависти высказывает опасно правдивые мысли.

От себя скажу: поскольку большинство из нас склонно считать глупцами всех тех, кто не разделяет наших взглядов, такая сентенция весьма уязвима, хотя не лишена внешней эффектности и повышает нашу самооценку.

Так или иначе, мне всегда казалось, что обычный человек с легкостью подводит под свои желания, предрассудки и заскорузлые убеждения самую серьезную философскую и нравственную базу, чтобы только оправдать собственные эгоистические мотивы.

Будучи ласкентарианкой, я не принадлежу к разряду обычных людей, а как високосница в третьем поколении (других таких просто нет) обладаю не только исключительностью, но и некоторыми привилегиями, которые, разумеется, не снимают с меня определенных обязательств и груза ответственности. Поэтому мне, вероятно, не следует чересчур строго судить своих собратьев, даже в тех случаях, если нас с ними мало что объединяет, но многое разделяет и сталкивает лбами. Иначе я поставлю себя на одну доску с теми четырьмя молодчиками, которые, задыхаясь и осыпая меня бранью, остались тогда корчиться на коленях у железнодорожной станции. Уж не знаю, насколько это полезно для моей души, но я смаковала в памяти подробности вчерашнего происшествия, пока топталась в Ганнерсбери у въезда на магистраль; водители большегрузных и легковых автомобилей то и дело отпускали в мой адрес язвительные замечания (одни – из-за того, что я девушка, другие – из-за того, что я в шляпе), да еще норовили оскорбить, когда я отклоняла очередное предложение меня подвезти, считая эти автомобили недопустимо комфортабельными.

Надо было хоть как-то отряхнуть со своих ног скверну большого города. За время, проведенное в нашей нелегальной ночлежке, я слишком привыкла к электрическому свету (вначале мне было сложно понять, почему в заброшенном доме не отрубают свет, но потом кто-то объяснил, что компании – поставщику электроэнергии нет никакого дела до законности проживания, лишь бы счета оплачивались вовремя). Вчера вечером я раздумывала, не сделать ли еще пару затяжек; тем временем Боз, которому односложно вторил Зеб, подробно расписывал мои подвиги, отчего я невольно светилась от гордости, хотя старалась выглядеть скромницей. В итоге мне все-таки удалось избежать соблазна.

Мы переговорили с Зебом, и я сказала, что намерена продолжить поиски Мораг в расчете на то, что выполню свою задачу, прежде чем Община услышит (не важно, от меня или от кого-то еще) прискорбную весть о двойной жизни нашей с ним кузины. Зеб не возражал. Вслед за тем я пожелала всем спокойной ночи, залезла наверх и улеглась в гамак, радуясь, что не поддалась искушению. Правда, на следующее утро, выйдя с рассветом из Килберна, я уже поймала себя на мысли, что хочу сесть в автобус или поехать на метро. Мне и тут удалось себя обуздать, но все эти порывы и желания говорили о том, что я заражаюсь мыслями и привычками Неспасенных.

Возможно, есть какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы нарушать те очевидные правила, которым ласкентарианцы обучаются с детства и потом истово следуют на протяжении всей жизни; чем дольше я стояла на дороге, отвечая отказом на предложения меня подвезти или уступая место в машине другим желающим, тем больше удовольствия получала от этого этапа моей миссии. Во мне странным образом смешались различные чувства: ликование от вчерашних уловок и боевых действий, облегчение от расставания с большим городом, ноющая тоска по дому (да и в общем-то, по всем нашим), тревожное волнение оттого, что кузина Мораг меня невзлюбила и даже начала избегать (если, конечно, я сама и атлет из «Ламанчи» ничего не перепутали), и, наконец, навязчивый страх, что кто-нибудь из молодчиков, которых я вчера «угостила» перечным соусом, именно сейчас будет проезжать этой дорогой и выскочит из машины, чтобы меня отметелить.

Я повторяла себе, что население Лондона достигло почти семи миллионов и что Брентвуд находится очень далеко и совсем в другой стороне, но страх, по-видимому, оказался сильнее чувства гордости и благостности, с которым я отмахивалась от тормозивших машин, и заставил меня принять предложение милой молодой пары, ехавшей на старенькой французской малолитражке – ни дать ни взять, консервная банка. Их путь лежал только до Слоу, но для начала и это было неплохо. Их заинтересовала доска, подложенная мною на сиденье, и я стала рассказывать о ласкентарианстве и о наших аскетических привычках. Похоже, они не чаяли, как от меня избавиться.