Харуки Мураками - Край обетованный

А не выдержишь – тебе конец. Нам ничего об этом не говорили, а ведь именно так умер Наоки Оти. Дошло до инициации с наркотиками. Естественно, я тоже ее выдержал. Все говорили, что это ЛСД. Были видения, галлюцинации, хотя мне не верилось, что такими средствами можно достичь освобождения.

В «Аум» ходили разные слухи: кто-то умер во время упражнений, кто-то пытался бежать, но его поймали и что-то с ним сделали. Тем не менее слухи оставались слухами – точной информации не было и определить, где правда, а где выдумки, никто не мог. Из-за внедрения Тантра-Ваджраяны представления членов секты о добре и зле перевернулись, и поэтому, даже когда слухи в какой-то степени оказывались правдой, в конечном итоге воспринималось это однозначно: «Это же спасение!» А до спасения может происходить что угодно. Вот такое учение.

Толковали и о якобы проникших в «Аум» шпионах, которых пытались вывести на чистую воду с помощью детектора лжи. Через него проходили все члены секты. Это тоже называлось инициацией. Хотя странно: если гуру все держал в своих руках, зачем ему этот аппарат? Он с одного взгляда должен распознавать шпионов. «Если он такого не знает, как же он сможет привести столько людей к освобождению?» – думал я. Несмотря на это, все молчаливо соглашались с этой проверкой, усматривая в ней какой-то тайный смысл.

Кроме охоты за шпионами был еще один эпизод – за меня взялись, когда моего самого близкого приятеля посадили в одиночку. Подключили к детектору, стали задавать разные вопросы, в том числе неприятные и не имеющие отношения к делу. Когда допрос кончился, я попросил, чтобы мне объяснили, зачем спрашивать о таких вещах, какой в этом смысл. Вопросы были непристойные, исключительно личного плана, и из моих ответов при всем желании нельзя было ничего извлечь. Но начальство, судя по всему, на меня разозлилось. Сразу же после испытания на детекторе Томомицу Ниими 57заявил мне: «Тебя переводят. Быстро собирайся». Так я оказался в одиночке. За что меня туда посадили, никто объяснить не удосужился. Я перестал понимать, что происходит.

Мои служения и духовные практики должны были привести меня к освобождению, а результатом стало наказание.

Меня засадили в каморку площадью в один татами. Всего там было с десяток таких клеток, разделенных перегородками. Двери запирались снаружи. Дело было летом, и без того жарко, так они еще нагреватель включали. Заставляли пить какой-то специальный напиток «аумовского» изготовления, который приносили в пластиковых бутылках. В страшной духоте я обливался потом. Упражнения продолжались и там – пьешь, перерабатываешь жидкость в пот, выгоняешь из организма… Будто отторгаешь от себя какое-то зло. О ванне, конечно, и мечтать не приходилось. Тело покрылось грязной коркой. Налипшая грязь отваливалась комками. Вместо туалета – горшок. Голова отказывалась соображать, словно отключилась.

Как вы не умерли…

М-да… Умереть было бы легче, пожалуй. Я даже думал, что так будет лучше. Но знаете, в таких условиях человек оказывается необыкновенно жизнеспособным. В одиночки обычно сажали тех, кто колебался в вере или в ком «Аум» больше не нуждался. Оказавшийся там человек, конечно, не мог знать, когда его выпустят. Поэтому сначала я сказал себе: «Ладно! Раз уж я здесь, буду серьезно заниматься». Я понял: стоит только дать слабину – и мне никогда отсюда не выбраться. Оставалось одно – думать, что все будет хорошо, сжать зубы, терпеть и двигаться вперед.

Ежедневные упражнения включали в себя инициацию, которая называлась «Путь бардо» 58. Для этого человека отводили в другую комнату, завязывали глаза, сковывали за спиной руки наручниками и сажали в определенной напряженной позе. Потом начинали стучать в барабан, бить в медный гонг, устраивали настоящее представление в духе Эмма 59. И при этом орали как оглашенные: «Учись! Постигай истину! В мир обратной дороги нет, держись!» Но однажды, когда меня привели в эту комнату, Сиха 60и Сатору Хасимото 61вдруг повалили меня на пол, а Ниими крепко зажал мне рот и нос. Так, что я стал задыхаться. «Ты что себе позволяешь?! За идиотов нас держишь?» Задушить хотели, но я начал отбиваться изо всех сил и каким-то образом стряхнул их с себя. «Вы что, с ума сошли! Я же стараюсь изо всех сил!» – закричал я. Все как-то улеглось, я смог вернуться к себе в камеру, но на «Аум» в тот день окончательно поставил крест. Как можно так поступать с человеком, когда он отдает служению всего себя?

После этого случая мне несколько раз устраивали в одиночке «инициацию Христа». Это уже было что-то вроде опытов над людьми. Каждый раз, давая мне таблетку, Ниими обращался со мной не как с человеком, а как с какой-нибудь морской свинкой. «Пей!» – слышал я его ледяной безразличный голос. Вместе с ним наведывались Дживака 62и Ваджира Тисса 63. Из-за таблеток я мало что соображал, но это помню четко. Они заходили посмотреть, как на меня это действует. Я понял, что запертых в одиночках самана используют для экспериментов с лекарствами и наркотиками. Верхушка «Аум», видимо, посчитала, что от живых от нас мало толка и заставить нас накапливать добродетели можно лишь одним путем: пустив на опыты. И я всерьез задумался о том, куда меня завела судьба.

«Что же мне, умереть здесь? Как морской свинке? Если меня ждет такая участь, надо возвращаться в мирскую жизнь. Другого пути нет. Здесь творится какой-то кошмар. Это ужасно и бесчеловечно». Я был в шоке: до чего же дошел «Аум»!

После наркотической инициации все были совершенно измочаленными. Как-то получилось, что дверь моей камеры осталась открытой. На меня наркотик почему-то не очень подействовал или в тот раз я просто быстро оклемался. Так или иначе, я приготовил чистую одежду, убедился, что путь свободен, и, быстро переодевшись, выскользнул наружу. Обошел охрану и был таков 64.

Так я вернулся к обычной жизни. Не потому, что мне этого хотелось – просто дальше находиться в «Аум» стало невозможно. Деваться было некуда, и я поэтому явился к родителям. Они очень обрадовались, хотя теплых, родственных отношений между нами не было уже лет пять; в кругу семьи я больше себя не чувствовал. Хорошо было в «Аум» или плохо, независимо от этого в глубине души я четко понимал, что мирская жизнь – не для меня. Беда в том, что родители этого не понимали, и все рухнуло. Пошли ссоры, конфликты, и мы расстались, я ушел.

До этого, в марте 1995 года, в токийском метро распылили зарин. Что вы почувствовали тогда?

Поначалу я не думал, что это «Аум». Конечно, они проповедовали Тантра-Ваджраяну и вообще, там бог знает что творилось, но я и вообразить не мог, что они пустят в ход зарин. В секте же люди, которые и таракана обидеть не способны. Мне часто доводилось слышать об анекдотических проколах Министерства науки и техники, поэтому я никогда не думал, что они выйдут на такой уровень. Телевидение, газеты утверждали, что это дело рук «Аум», хотя секта и Фумихиро Дзёю категорически все отрицали. Сперва я им верил, но в ходе расследования стало ясно, что оправдания не стыкуются с фактами, и я засомневался: «А может, это и правда они сделали». Перечитав свой дневник, я отметил, что стал отходить от «Аум» примерно в августе 95-го. Тогда мне уже было ясно, что зариновую атаку в подземке организовала «Аум».