Маргарет Этвуд - Слепой убийца

– Не могу поверить, что ты здесь, – сказала я.

– И тем не менее.

Неожиданно я поняла, что сейчас разревусь; она же казалась беззаботной. Только щека прохладная. Прохладная и худая.

– Надеюсь, ты не сказала Ричарду. Что я здесь. Или Уинифред. Что то же самое.

– С чего бы? – ответила я. Она промолчала.

Я вела машину, и не могла на Лору посмотреть. Пришлось сначала парковать автомобиль, идти в кафе, садиться за столик напротив неё. Тут наконец я могла вдоволь наглядеться.

Та и не та Лора, какую я помнила. Старше, конечно, – как и я, – но дело не в этом. Аккуратно, даже строго одета – серо-голубое простое платье с лифом в складку и пуговичками спереди; волосы сильно стянуты на затылке. Похудела, даже усохла, поблекла, но при этом как-то просвечивала: словно острые лучики пробивали кожу изнутри, словно шипы света вырывались наружу в колючей дымке, словно чертополох тянулся к солнцу. Трудно описать. (Да и доверять моему впечатлению не стоит: у меня уже портилось зрение, мне требовались очки, но я об этом ещё не знала. Туманный свет вокруг Лоры – возможно, просто оптический обман.)

Мы сделали заказ. Она предпочла кофе, а не чай. Кофе будет плохой, предупредила я, из-за войны в таких местах хорошего кофе не бывает.

– Я привыкла к плохому кофе, – сказала она.

Воцарилось молчание. Я не знала, с чего начать. Я не была готова спросить, что она делает в Торонто. Где она была все это время? – спросила я. Чем занималась?

– Сначала жила в Авалоне, – ответила она.

– Но он же закрыт! – Дом не открывали всю войну. Мы не были там несколько лет. – Как ты туда проникла?

– Ну, знаешь, мы всегда попадали, куда нам хотелось.

Я подумала об угольном лотке, о непрочном замке на двери погреба. Но все это давно починили.

– Разбила окно?

– Да зачем? У Рини остался ключ. Только никому не говори.

– Но там же нельзя топить. Наверное, холод собачий, – сказала я.

– Да, не жарко, – ответила Лора. – Зато много мышей. Принесли кофе. Он пахнул подгоревшими корками тостов и жареным цикорием – неудивительно, в него все это и кладут.

– Хочешь пирожное или ещё что-нибудь? – спросила я. – Здесь неплохо пекут. – Лора была такая худая – я подумала, пирожное не повредит.

– Нет, спасибо.

– Так чем же ты занималась?

– Потом мне исполнился двадцать один, я получила немного денег – тех, папиных. И поехала в Галифакс.

– В Галифакс? Почему в Галифакс?

– Туда приходят пароходы.

Я потеряла нить. Была какая-то причина, как всегда у Лоры, но я боялась её услышать.

– Но что ты делала?

– Разное, – ответила она. – Старалась быть полезной. – И ничего больше не прибавила. Наверное, опять благотворительная столовая или что-нибудь в этом духе. Уборка туалетов в больнице, такого рода занятия. – Ты не получала моих писем? Из «Белла-Виста»? Рини говорила, что нет.

– Нет, – сказала я. – Ни одного.

– Думаю, они их украли. И не разрешали звонить и меня навещать?

– Они говорили, это тебе навредит. Она коротко рассмеялась.

– Это навредило бы тебе, – сказала она. – Тебе не стоит жить в этом доме. Не стоит жить с ним. Он злодей.

– Я знаю, ты всегда так думала, но что мне сделать? Развода он не даст. А денег у меня нет.

– Это не оправдание.

– Возможно, для тебя. У тебя папины деньги, а у меня нет ничего. А как же Эйми?

– Ты можешь её взять с собой.

– Легко сказать. Может, она и не захочет. Она, между прочим, довольно сильно к Ричарду привязана.

– С чего это? – спросила Лора.

– Он её захваливает. Подарки дарит.

– Я тебе писала из Галифакса. – Лора сменила тему.

– Этих писем я тоже не получала.

– Думаю, Ричард читает твою почту, – сказала Лора.

– Я тоже так думаю.

Разговор принял неожиданный оборот. Я предполагала, что буду утешать Лору, сочувствовать, выслушивать печальную историю, а меня поучают. Как легко мы вернулись к прежним ролям.

– Что он про меня рассказывал? – спросила вдруг Лора. – О том, почему меня туда отправили?

Ну вот и приехали. Вот он, камень преткновения: либо Лора сошла с ума, либо Ричард лгал. Я не верила ни тому, ни другому.

– Кое-что рассказывал, – уклончиво ответила я.

– Что именно? Не волнуйся, я не обижусь. Просто хочу знать.

– Он сказал, что у тебя… ну, психические отклонения.

– Естественно. Он так и должен был сказать. А ещё что?

– Что ты считаешь себя беременной, но это мания.

– Я была беременна, – сказала Лора. – В этом все дело. Потому меня и упрятали так срочно. Он и Уинифред – они до смерти испугались. Позор, скандал! А как же его большое будущее?

– Да, я себе представляю. – И я хорошо себе представляла: конфиденциальный звонок от врача, паника, торопливые переговоры, скоропалительный план, И другая версия, лживая, состряпанная лично для меня. Я была довольно покладиста, но они понимали, что всему есть предел. Не знали, что я натворю, если они за предел выйдут.

– В общем, ребенка я не родила. Такое в «Белла-Виста» тоже проделывают.

– Тоже? – Я чувствовала себя полной дурой.

– Ну, помимо бормотания, таблеток и машин. Делают аборты, – объяснила она. – Усыпляют эфиром, как дантисты. Потом вынимают ребенка. Потом говорят, что ты все выдумала. А потом, если ты их обвиняешь, говорят, что ты опасна для себя и окружающих.

Так спокойна, так убедительна.

– Лора, – сказала я, – ты уверена? Насчет ребенка. Ты уверена, что он был?

– Конечно, уверена, – ответила она. – Зачем мне выдумывать?

Можно было сомневаться, но на этот раз я ей поверила.

– Как это случилось? – прошептала я. – Кто отец? – Такой вопрос – поневоле зашепчешь.

– Если ты ещё не знаешь, думаю, мне не следует говорить. Должно быть, Алекс Томас, решила я. Алекс – единственный мужчина, к которому Лора проявляла интерес, – не считая отца и Бога. Все во мне противилось этой мысли, но других кандидатур не было. Наверное, встречались, пока она прогуливала в первой торонтской школе, и после, когда перестала ходить в школу; когда она в своем благонравном ханжеском фартучке якобы ободряла немощных старых бедняков. Несомненно, фартучек его особенно возбуждал, – такие эксцентричные штрихи в его вкусе. Может, она поэтому и учебу бросила – чтобы встречаться с Алексом. Сколько ей тогда было – пятнадцать, шестнадцать? Как он мог?

– Ты его любила? – спросила я.

– Любила? – не поняла Лора. – Кого его?

– Ну… ты понимаешь… – У меня язык не поворачивался.

– Ох, нет, конечно, нет. Было ужасно, но мне пришлось. Я должна была принести жертву. Принять боль и страдания. Я пообещала Богу. Я знала, что это спасет Алекса.

– Что ты несешь? – Моя уверенность в Лорином здравом рассудке вновь пошатнулась – мы вернулись назад, в царство её абсурдной метафизики. – Спасет Алекса от чего?