Дональд Томас - Белый отель

Желаю Вам успеха в публикации Вашей статьи, если Вы по-прежнему полны решимости это сделать. Хотелось бы, чтобы мое настоящее имя не упоминалось ни при каких переговорах. Если мне будут причитаться какие-то деньги, пожалуйста, отдайте их на благотворительные цели.

Искренне Ваша,

Лиза Эрдман

Лиза почувствовала огромное облегчение, сообщив обо всем, что считала существенным. Она собиралась рассказать ему и о том, что спала с «незначительным» мужчиной в поезде, шедшем из Одессы в Петербург, о своем первом опыте полового сношения и одновременно первом случае галлюцинации; но письмо так разрослось и в нем было так много исправлений прежней лжи, что она испугалась. Еще одно исправление могло оказаться последней каплей; к тому же тот эпизод и в самом деле не был важным, она не могла сказать, что ее когда-либо мучило воспоминание о нем.

Да, было замечательно излить наконец душу. Она с нетерпением ждала ответа. По мере того как проходили дни, потом недели, а ответ от профессора все не поступал, нетерпение начинало сменяться ужасом. Она смертельно оскорбила его. Он в ярости. В самом деле, как может быть иначе? Она заслужила его гнев. Она снова стала задыхаться (но, конечно, не по причине фелляции). Из-за плохого самочувствия ей пришлось расторгнуть три контракта. Однажды утром она уронила поднос с завтраком на полпути между кухней и комнатой тети – ей показалось, что она слышит громоподобный голос Фрейда, осыпающий ее проклятиями.

По ночам она страдала от кошмаров, один из которых заставил ее стонать так громко, что к ней в спальню, опираясь на трость, приковыляла тетя, побледневшая так, что лицо у нее стало одного цвета с ночной рубашкой. Лизе приснилось, что она встретила мужчину, поднимавшегося по лестнице в их квартиру. Сняв фетровую шляпу, он сказал, что он – Человек-Волк и пришел, чтобы отвести ее к Фрейду. Она испугалась, но он был весьма обходителен и объяснил, что Фрейд хочет лишь просмотреть географические названия в рукописи, заменяя инициалы настоящими именами. И вот она пошла с ним, но вместо того, чтобы направиться к дому Фрейда, тот привел ее в какой-то лес. Ему нужна ее помощь, сказал он, показывая несколько порнографических снимков, где девушки мыли полы, стоя на коленях и задрав платье. Только так он получал облегчение – разглядывая эти фотографии. Она серьезно поговорила с ним об этом, и он, казалось, был благодарен ей за помощь. Они были рядом с озером, и она залюбовалась лебедями. Когда она повернулась к мужчине, тот превратился в настоящего волка: волчья голова торчала между его шляпой и длинным обтрепанным черным пальто. Он зарычал, и она бросилась прочь, а он мчался за ней, норовя вцепиться ей в горло. Даже спасаясь бегством, она помнила о том, что заслужила это – письмом Фрейду. Как раз в это время ее растолкала тетя Магда, в белой ночной рубашке и с перепуганным лицом, как у бабушки из «Красной Шапочки».

Когда же наконец ответ пришел, то лишь несколько часов спустя Лиза набралась мужества, чтобы вскрыть конверт. У нее тряслись руки, когда она разворачивала письмо. И она морщилась от боли, читая его (но было это в основном из-за абзаца, посвященного его внуку). И пунцово покраснела, когда он упомянул ее описку, мучительно стараясь вспомнить контекст, который напрочь забыла. В общем, письмо все же оказалось более милосердным, чем она заслуживала.

Берггассе, 19

18 мая 1931.

Дорогая фрау Эрдман,

Спасибо за Ваше письмо от 29 марта. Я, конечно, нашел его очень интересным, и не в последнюю очередь благодаря Вашей описке: «может, я и была» вместо «может, он [мой отец] и был». Но все же она не настолько забавна, как ошибка, сделанная одним из моих английских корреспондентов, выразившим мне сочувствие по поводу «злополучного еврея» (jew) вместо «злополучной челюсти» (jaw). Косвенным образом это является причиной моей задержки с ответом – я имею в виду челюсть. Мне пришлось перенести еще одну операцию на ней, и, боюсь, я совсем запустил свою переписку.

Рад узнать, что с Вами и Вашей тетей все в порядке. Отвечая на Ваш вопрос, сообщаю, что мой маленький внук Гейнц умер, когда ему было четыре года. С ним из моей жизни ушла способность любить.

Теперь о главном. Я склоняюсь к тому, чтобы опубликовать статью в том виде, в каком она есть, несмотря на все недостатки. Мне бы хотелось, если позволите, добавить постскриптум, где бы были представлены и обсуждены Ваши позднейшие признания. Мне, видимо, придется подчеркнуть, что врач должен верить пациенту в той же мере, в какой пациент должен доверять врачу.

Мне вспоминаются слова Гераклита: «Душа человека – это далекая страна, к которой нельзя приблизиться и которую невозможно исследовать». Не думаю, что это непреложная истина, но успех зависит от того, отыщется ли среди скал спокойная бухта.

Искренне Ваш,

Зигмунд Фрейд.

Лиза ответила коротким письмом, в котором благодарила за снисходительность и ужасалась точности своих предчувствий. Она призналась, что испытывает угрызения совести, как будто ее предвидение каким-то образом было виновато в смерти ребенка. Ответа на свою записку она не ждала и даже убедительно просила его не обременять себя ответным письмом. Тем не менее через несколько дней из квартиры на Берггассе пришло письмо:

Дорогая фрау Эрдман,

Вы не должны казниться из-за смерти моего внука. Все это осталось в далеком прошлом. Без сомнения, когда умерла его мать, в нем уже были семена смертельной болезни. Мой опыт занятий психоанализом убедил меня в том, что телепатия существует. Если бы я мог прожить свою жизнь снова, то посвятил бы ее изучению именно этого явления. Совершенно очевидно, что Вы обладаете повышенной восприимчивостью. Не надо незаслуженно терзать себя за это.

Собственно говоря, в том, что Вы обладаете этой способностью, убедил меня один из Ваших снов, рассказанных Вами во время анализа. Вы, возможно, забыли его. Судя по записям, которые я тогда сделал, Вам снилось, что в будапештской церкви венчалась уже немолодая пара и посреди церемонии один из прихожан встал, вынул из кармана пистолет и застрелился. Невеста вскрикнула – это был ее бывший муж – и упала в обморок. Когда Вы подробно излагали мне этот сон, мне было совершенно ясно, что он связан с трагическим событием, случившимся в Будапеште за год до этого (в 1919 году). Один из моих выдающихся коллег, практиковавший в этом городе, женился на женщине, за которой ухаживал восемнадцать лет. Она не хотела разводиться, пока ее дочери оставались незамужними. В тот самый день, когда состоялась свадьба моего коллеги и этой женщины, ее бывший муж совершил самоубийство. Уверен, что Вы почерпнули эти факты из моего сознания, соединив их с обстоятельствами гибели Вашей матери, которые, как я по-прежнему уверен, лежат в основе Ваших невзгод.