Харуки Мураками - Все божьи дети могут танцевать

— Итак, завтра в десять.

Сацуки разобрала вещи, расправила и развесила в шкафу платье и юбку. Затем переоделась в купальник и отправилась в местный бассейн. Как и говорил Нимит, серьезно поплавать в этом «водоеме» было невозможно. Формой он напоминал тыкву, посередине возвышался красивый водопад, а в «лягушатнике» детишки бросали друг другу мяч. Сацуки не стала и пытаться, а вместо плавания устроилась под зонтиком и, заказав «Тио Пепе» с «Перье», раскрыла новый роман Джона Ле Карре. Когда читать устала, прикрыла лицо шляпой и задремала. Во сне видела кролика. Короткий такой сон. В затянутом проволокой крольчатнике дрожал один зверек. Время позднее, кролик чувствовал — что-то должно произойти. Сначала Сацуки наблюдала за кроликом со стороны, а когда очнулась, сама им стала. Во тьме она смутно различала некую форму. И когда проснулась, изо рта не исчез неприятный привкус.

Она знала: тот человек живет в Кобэ. Знала и его адрес, и номер телефона. Она никогда не теряла его из виду. Сразу после землетрясения позвонила ему домой, но связи, естественно, не было. Раздавило бы его дом в лепешку, думала она. Забегали бы всей своей семейкой по улице без гроша в кармане. Если подумать, что ты сделал с моей жизнью, с жизнью моего ребенка, который должен был родиться, такое возмездие тебе поделом.

До бассейна, который нашел Нимит, ехать нужно было полчаса. Им предстояло перевалить через гору, у вершины которой жило много диких обезьян. Шерсть у них была серая, и они сидели вдоль дороги и пристальными взглядами провожали машины, словно гадали им судьбу.

Бассейн располагался на обширном и очень странном участке за высоким забором. С массивными железными воротами. Нимит опустил стекло и поздоровался. Охранник молча отпер. «Мерседес» немного проехал по гравийной дорожке, и за старым каменным двухэтажным домом показался длинный узкий бассейн. Тоже староват, но вполне пригоден: три 25-метровые дорожки. Его окружали газоны и деревья, вода — чистая, людей вокруг нет. Вдоль бассейна в ряд стояли несколько старых деревянных кресел. Вокруг царила тишина, и присутствия людей не чувствовалось вообще.

— Ну как? — поинтересовался Нимит.

— Прекрасно, — вымолвила Сацуки. — Здесь какой-нибудь спортклуб?

— Нечто вроде. Но так получилось, что сейчас почти никто им не пользуется. Так что плавайте в свое удовольствие. Обо всем уже договорено.

— Спасибо. Вы такой всемогущий.

— Вы мне льстите, — сказал Нимит и бесстрастно поклонился. Старая выправка. — Вон в том маленьком бунгало раздевалка. Там же — туалет и душ. Пользуйтесь, чем пожелаете. Я буду ждать у машины. Если понадоблюсь — позовите.

Сацуки с юности любила плавать и, как только выдавалась свободная минутка, ходила в бассейн своего спортклуба. Надевала купальник с клубной символикой и подолгу плавала там под присмотром тренера. Из головы улетучивались все неприятные воспоминания. На душе становилось свободно, словно она — птица и летит по небу. Занятий она не бросала, и через некоторое время перестала хворать, а организм заработал как часы. Лишний вес — и тот не накапливался. Она, конечно, не молода и строгости линий тела уже нет. Как ни противься, на пояснице возникли складки. Тут, как говорится не до жиру… В принципе, становиться рекламной моделью она не собиралась. Она и так выглядела лет на пять младше своего возраста и вообще была сложена очень даже неплохо.

Настало время обеда. К бассейну Нимит принес на серебряном подносе чай со льдом и сэндвичи. Аккуратно порезанные треугольниками, с овощами и сыром.

— Это что, приготовили вы? — удивленно спросила Сацуки.

У Нимита на мгновение дрогнуло лицо, но ответил он сразу же:

— Нет, доктор. Я не готовлю. Их сделали.

«Кто?» — хотела было спросить Сацуки, но передумала. Как и советовал Рапапорт, «нужно ни о чем не беспокоиться, молча следовать за этим человеком, и все будет в порядке». Сэндвичи оказались недурными.

После еды она слушала взятую у Нимита кассету Бенни Гудмена и читала книгу. Поплавав еще немного, к трем часам вернулась в гостиницу.

Абсолютно то же самое повторялось все пять дней. Сацуки плавала сколько душе угодно, ела сэндвичи с овощами и сыром, слушала музыку и читала книгу. И никуда, кроме бассейна, не ездила. Ей требовался абсолютно беззаботный отдых.

Плавала она там всегда одна. Для бассейна в горах воду качали из подземного источника. Холодная, леденящая — стоило в нее окунуться, и спирало дыхание, но после нескольких кругов тело разогревалось, и Сацуки становилось намного лучше. Устав от кроля, она снимала очки и переворачивалась на спину. В небе плавали белые облака, носились птицы и стрекозы. Вот бы так всегда, думала про себя Сацуки.

— Где вы учили английский? — спросила по дороге из бассейна Сацуки.

— Я тридцать три года проработал в Бангкоке водителем у одного норвежского торговца драгоценностями. И все это время разговаривал с ним по-английски.

Вот оно что, подумала Сацуки. Именно — у нее в балтиморской больнице тоже был один коллега из Дании. Он говорил на таком же английском: правильном, без акцента и слэнга. Понятном, красивом, но лишенном шарма языке. Странное дело: приехать в Таиланд и услышать здесь норвежский английский…

— Тот человек очень любил джаз и в дороге постоянно слушал кассеты. Так я привык к джазу. А три года назад он умер, и мне эту машину отдали вместе со всеми кассетами.

— Выходит, умер ваш босс, и вы стали самостоятельно работать гидом и водителем у иностранных туристов?

— Именно так, — ответил Нимит. — В этой стране немало гидов-водителей, но «мерседес», пожалуй, — у меня одного.

— Тот человек, видимо, вам доверял.

Нимит молчал. Похоже, он не знал, что ответить. Затем подумал и заговорил:

— Доктор, я — одинокий человек. Так и не женился. Жил все эти тридцать три года, словно его тень. Следовал за ним во всех поездках, помогал ему во всевозможных делах. Стал как бы частью его самого. Живя так, постепенно перестаешь понимать, что тебе вообще нужно от этой жизни. — Нимит сделал музыку чуточку громче. Тенор-сакс выдавал хриплое соло. — Например, эта музыка. «Слышишь, Нимит, вслушайся хорошенько. Внимательно проследи линию импровизации. Кто у нас там — Коулман Хоукинс? Ты должен понять, что он хочет до нас донести в этом пассаже. А хочет он донести свой крик души, что вырывается из его груди. Такой же крик есть и в моей, и твоей душе тоже. Слышишь его отзвук? Пылкое дыхание, трепет сердца…», — бывало, говорил он. Я несколько раз слушал эту музыку, вслушивался и расслышал этот отзвук. Вот только не уверен, действительно ли я услышал его своими ушами. Если долго живешь с одним человеком, следуешь его словам, в каком-то смысле становишься его вторым «я». Понимаете, о чем я?