Харуки Мураками - Медленной шлюпкой в Китай

Насекомые, пожалуй, тоже чувствуют жару?

Трудно сказать.

На заправку ушло минуть десять. Закончив свое дело, работник нажал на клаксон: мол, готово.

Нужная мне усадьба находилась за холмом, таким плавным и величественным. По обеим сторонам извилистой дороги тянулись ряды дзелькв. В одном доме двое мальчишек, раздевшись догола, обливали друг друга из шланга. В фонтанах брызг переливалась маленькая радуга. Где-то из открытого окна лились фортепьянные пассажи. Так хорошо играли, что можно было принять за пластинку.

Я остановил машину перед домом и позвонил в дверь. Никто не отвечал. Вокруг было неимоверно тихо. Ни единого человека. Как во время испанской сиесты. Я еще раз нажал кнопку звонка и терпеливо ждал ответа.

Дом выглядел скромно и покойно. Кремовая постройка в стиле «все смертны», на крыше торчит квадратная труба такого же цвета. За серыми ставнями виднеются светлые занавески. Безнадежно выгоревшие. Дом — старый, но старина ему очень шла. Такие часто встречаются на курортах. Полгода люди в нем живут, а полгода дом пустует. Вот такая в нем атмосфера. Когда лишь от одного присутствия этого дома исходит запах жизни.

Забор из французского кирпича высотой был по пояс, За ним — живая изгородь из роз. Цветы уже совершенно завяли, только листья впитывали в себя ослепительные лучи солнца. Лужайки я не видел, но сам участок был просторным, и большое камфарное дерево холодило тенью кремовую стену.

После третьего звонка дверь тихонько приоткрылась, в проеме возникла немолодая женщина. Очень большая. Я тоже не дохляк, но она оказалась выше меня сантиметров на шесть. В плечах широкая, лицо такое, будто вечно сердится на что-то. По виду — лет пятидесяти, не красавица, но черты лица правильные. Хотя симпатии она не вызывала. Густые брови и квадратный подбородок намекали на властный голос — такая не позволит себе перечить.

Она окинула меня сонно-ленивым взглядом. Жесткие с легкой проседью волосы уложены волнами, из-под коричневого хлопкового платья виднеются массивные ноги. Руки белые.

— Тебе чего? — бросила она.

— Пришел стричь лужайку.

Я снял солнечные очки.

— Лужайку? — Она недоуменно повела головой. — Стричь лужайку?

— Да. По телефонному заказу.

— Ах да, лужайку. Сегодня какое число?

— Четырнадцатое.

Она зевнула.

— Вот как? Уже четырнадцатое? Есть закурить?

Я вынул из кармана сигареты «Шорт Хоуп», дал одну ей. Чиркнул спичкой. Она довольно выдохнула в небо клуб дыма.

— Валяй! — буркнула она. — Кстати, сколько понадобится?

— В смысле — времени?

Она выдвинула челюсть и кивнула.

— В зависимости от площади и степени. Можно посмотреть?

— Разумеется. Лучше раз увидеть...

Я прошел за ней во двор. Участок был прямоуголный, площадью около ста квадратных метров Помимо гортензии, на нем одиноко росло камфарное дерево. Остальное — сплошная лужайка. Под окном виднелись два пустых птичьих гнезда. За двором явно следили и трава была еще достаточно коротка, можно было и не стричь. Я даже расстроился.

— В таком состоянии можно еще две недели ничего не делать.

— Ну это мне решать. Верно?

Я глянул на нее. По сути, она права.

— Хочу, чтобы трава была еще короче. За это я деньги плачу. Что тут плохого?

Я кивнул:

— Через четыре часа будет готово.

— Не много ли?

— Не люблю спешки.

— Делай как знаешь.

Я вынул из машины газонокосилку, ножи, бамбуковые грабли, пакет для мусора, прихватил транзистор и термос с холодным кофе и отнес все во двор. Солнце приближалось к зениту, становилось жарко. Пока я переносил инструменты, женщина, выставив в прихожей около десяти пар обуви, сметала с них тряпкой пыль. Обувь была только женской, причем двух видов: маленькая и очень большого размера.

— Ничего, если я включу музыку? — спросил я.

Не поднимаясь с корточек, она окинула меня взглядом.

— Да пожалуйста. Мне самой музыка нравится.

Первым делом я собрал разбросанные по лужайке мелкие камни, потом запустил газонокосилку. Камни могут повредить лезвие. К передку газонокосилки прикреплено пластмассовое ведро, куда собирается вся скошенная трава. Когда ведро переполняется, я останавливаю агрегат и пересыпаю накопившуюся траву в мусорные пакеты. Сто квадратных метров даже с учетом короткой травы — объем приличный. Солнце припекало. Я снял вымокшую от пота майку и остался в одних шортах. Будто на доброй вечеринке с шашлыками. Тут сколько ни пей, отливать будет нечем. Вся влага выйдет через пот.

Поработав с часок, я устроил перекур — улегся под камфарное дерево и пил кофе. Сахар впитывался в разные уголки тела. Над головой продолжали петь цикады. Я включил радио, покрутил ручку и нашел программу приличного диск-жокея. Остановился на «Mama Told Me» группы «Три Догз Найт». Потом завалился на спину, разглядывая сквозь темные очки ветви дерева и сквозящий в них солнечный свет.

Пришла хозяйка, встала возле меня. Снизу ее можно было перепутать с камфарным деревом. Она держала в руке стакан, где среди кусков блестевшего на солнце льда плескалось виски.

— Поди, жарко? — спросила она.

— Точно.

— Скоро обед.

Я посмотрел на часы. Стрелки показывали двадцать минут двенадцатого.

— Часов в двенадцать схожу куда-нибудь. Видел, поблизости есть гамбургерная.

— Зачем куда-то ходить? Давай я сделаю тебе сэндвичи?

— Что вы, спасибо. Я все время куда-нибудь хожу.

Она приподняла стакан и одним глотком осушила добрую половину. Прикрыв рот ладонью, крякнула.

— Смотри. Все равно буду себе готовить. Могла бы сделать и на тебя тоже.

— Тогда не откажусь. Большое спасибо.

— Не за что, — сказала она и, медленно покачивая плечами, скрылась в доме.

До двенадцати я стриг лужайку ножницами. Первым делом убрал оставленные газонокосилкой неровности, смел мусор бамбуковыми граблями, после чего принялся за места, недоступные для машины. Такая работа требует терпения. При желании можно и не стараться, но если уж делать, то делать. Причем не всегда аккуратная работа оценивается по заслугам. Начинают думать, будто я копаюсь. Но все равно, как я уже говорил, в работе я очень щепетилен. Характер такой. Может, даже вопрос гордости.

Ровно в полдень откуда-то послышалась сирена. Хозяйка завела меня на кухню и дала сэндвичи. Кухня совсем не просторная, но чистая и аккуратная. Тишину в ней нарушал только урчавший в углу гигантский холодильник. Тарелки и ложки — какие-то старинные. Женщина предложила мне пиво, но я отказался: все-таки работать надо. Тогда она достала мне банку апельсинового сока, а пиво выпила сама. На столе стояла бутылка «Белой лошади», наполовину пустая. Под мойкой валялись бутылки всевозможных форм и расцветок.