Наталья Нестерова - Бабушка на сносях

— Эх, разбаловалась ты, мать! — усмехнулся Антон. — Помнишь, как раньше? Ночь, метель, а ты на саночках детей в садик везешь, они сугробами покрываются… У тебя на щеках красные полоски были — от слез, которые текли и замерзали.

Антон обнял жену и по-братски поцеловал в лоб.

— Сейчас тебе ванну сделаю, или сначала коньячку?

— Параллельно. У меня там «Пало» в чемодане, но не помню в каком.

Люба нежилась в большой ванне-джакузи. Горести отступали. Антон пришел с двумя рюмками в руке, одну протянул Любе:

— Прими лекарство!

Он сел на край ванны. Вода булькала и пенилась. Люба шмыгала носом, но уже не морщилась плаксиво. Она всегда называла свои глаза — большие, карие, круглые, в обрамлении густых ресниц — коровьими. «Как у телочки», — поправлял Антон, и сердце у него замирало от нежности.

Сейчас, несчастная, голая, с мокрой головой и с глазами обиженной доброй телочки, Люба выглядела необыкновенно молодо и трогательно.

Антон снял галстук, рубашку, расстегнул брюки и спустил их вместе с трусами. Люба всегда ругала его за привычку в одно движение избавляться от штанов, трусов и носков. Но теперь она молчала, с удивлением наблюдая за мужем.

Антон залез в ванну, прилег под бок жены, обнял ее за талию.

— Ты что придумал? — сконфузилась Люба.

Последний раз они занимались любовью.., не вспомнить когда… Их отношения давно стали братскими и дружескими. То мощное влечение, какое много лет испытывали друг к другу, прошло, как все проходит в жизни. На месте эротической привязанности образовалась крепкая человеческая спайка, которую нельзя было разорвать.

Потому что нельзя прожить жизнь заново и второй раз по-настоящему врасти в другого человека. Так считали и Люба, и Антон. Оба ошибались!

— Что ты как маленький! — вяло сопротивлялась и внутренне ликовала Люба.

Антон целовал ее шею. Рука Любы скользнула вниз по его животу.

— Совсем не маленький! — признала она.

В московской квартире хозяйство вела приходящая домработница. Служба у нее была необременительной, уборка сводилась к вытиранию пыли. Антон не обедал и не ужинал дома, только пил кофе по утрам.

Сейчас они тоже могли пойти в ресторан или заказать на дом. Но решительно не хотелось никого видеть, даже официантов или доставщиков еды.

Люба и Антон ужинали крупно нарезанной собрасадой, сыром и сладким печеньем — все, что нашлось в доме. За много лет это был самый веселый и радостный ужин, просто королевский.

Они поговорили о детях, о родных. Люба рассказала о нововведениях на вилле на Майорке.

Антон в общих чертах поведал о служебных проблемах. Потом спросил:

— Почему ты все-таки примчалась? И что навезла в чемоданах?

— Детское приданое. Антон! Я очень хочу ребенка!

— Усыновить?

— Да, но родного!

— Как это родного? Наши дети, насколько я информирован…

— От детей дождешься! Это от Киры!

— Кажется, у нее будет внук? Ты собираешься украсть у подружки внука?

— Кто ж его отдаст? Внук — само собой отдельно. А Кира беременна отдельно.

— Внуком? — рассмеялся Антон.

— Очень смешно! — попеняла Люба. — Моя любимая подруга на сносях, а ты хихикаешь!

— Давай по порядку. Рассказывай все с самого начала.

— С начала я не знаю. В смысле — кто отец.

Но точно не Сережа. Не обижайся, я подумала, не ты ли…

— Дурочка! — возмутился Антон.

— Ага! — счастливо подтвердила Люба. — Значит, так! Мне позвонила Кира…

Когда она закончила речь, большую часть которой составляли упреки в собственный адрес, Антон задумчиво кивнул:

— Теперь понятно и объяснимо поведение Киры.

— Что значит «объяснимо»? — насторожилась Люба.

— Кира приходила ко мне со странной просьбой отправить ее в командировку.

— И ты отказал? — ахнула Люба.

— Сначала. А потом она заплакала.

— Кира? Плакала? Довел бедную женщину до слез? Командировки ему жалко!

— Перестань кричать! Все я сделал, как она просила.

— Куда командировка?

— В Уренгой.

— Ты! Услал мою подружку рожать на Север?

Антон, ты изверг!

— Никуда я ее не отсылал! И она не посчитала нужным мне признаться.

— Ты говоришь.., как я. Ничего не понимаю!

— Командировка липовая. В Уренгое Киры нет.

— А где есть?

— Откуда мне знать? Меня используют втемную и еще претензии предъявляют!

Люба почувствовала, как благостное настроение, что царило после любовных забав в джакузи, начинает улетучиваться. Ей стало очень обидно. Ресницы задрожали, на глаза навернулись слезы. Вызвать их было очень легко — только припомнить события прошедших суток.

— Ты меня не любишь! — всхлипнула она.

— Я тебя очень люблю! — возразил Антон.

— Ты говоришь как пионер!

— Какой пионер?

— На линейке в школе, — вспомнила Люба детство. — Пионер, к делу защиты Родины будь готов!

Всегда готов! А сам…

— Не плачь, пожалуйста!

— Ведь я все видела! Видела! Мне какая-то сволочь видеокассету прислала!

Антон потемнел лицом. Встал, хотел подойти к жене, обнять, но не решился, остался на месте.

— Про кассету я знаю, — сквозь зубы проговорил он. — И я очень тебе.., у меня слов нет, как я благодарен тебе, что не подняла скандал. И я даже не могу попросить прощения, потому что…

— Ты и дальше? И сейчас?

— Нет! Люба, если человеку загоняют нож под ребро, просить прощения за маленький нечаянный порез по меньшей мере подло. Я подлец. Но это был маленький порез! Я очень тебя люблю!

По-настоящему! Давно! Всегда!

— Вот брошу тебя, бандита с ножом! Тогда узнаешь!

— Пожалуйста, не бросай меня! — испугался Антон. — Ведь эта хрень, и с кассетой, давно была, года три?

— Три с половиной. Каждую ночь мне снится!

Я тебя ненавижу половиной души, а другая половина… Чтоб она сгорела!

— Любочка!

И тут Антон совершил то, чего не делал никогда в жизни, да и предположить за ним, человеком далеко не романтическим и в эмоциях сдержанным, было нельзя. Он подошел к жене, встал перед ней на колени:

— Любочка, прости меня! Я люблю тебя больше жизни!

— Как в кино, — пробормотала Люба, у нее вмиг исчезли слезы. — И больше бизнеса? — допытывалась она.

— Больше, — ответил Антон не без секундного раздумывания.

— Дашь клятву?

— Ни с кем и никогда!

— Нет, поклянись, что ты со мной будешь исполнять супружеские обязанности два раза в неделю!

— И ты больше не уедешь? — обрадованно спросил Антон.

— Не по телефону же мы будем!

Он опустил голову ей на колени, облегченно вздохнул. Запустил руки под ее халат, сжал бедра:

— Какая ты красивая! Сегодня и вообще. Ты меня с ума сводишь!

Прежде их интимные утехи происходили исключительно в спальне и при погашенном свете, Отклонения Люба рассматривала как извращения.