Джулиан Барнс - Как все было

– Я тебе ничего этого не говорила. Я не должна была этого говорить.

– Ты и не говорила. Я уже забыл.

И я прекратил всякие смешки. Но держу пари, Стюарт свои деньги вытребовал обратно. Иногда он бывает таким крохобором. Как, например, в тот раз, когда я встретил их в Гатвике, и ему во что бы то ни стало надо было вернуть деньги за неиспользованный обратный билет на поезд. Так что он обошелся ей в 25 фунтов, а она ему – в 6,25. Сколько бы он теперь запросил? Какая будет наценка?

И кстати о презренном металле: миссис Дайер, которую я бы с удовольствием похитил, не будь мое сердце уже занято по другому адресу, вчера уведомила меня, что я занесен в списки местных налогоплательщиков. Ну, разве они не преследуют нас, эти сборщики налогов? Разве не норовят вытянуть все до последнего гроша, до последней драхмы? Может быть, все-таки существуют гуманитарные исключения? Уж конечно, Оливер – это особый случай, он должен значиться под отдельной рубрикой.

ДЖИЛИАН: Теперь он делает это каждый раз. Не приходится даже ждать, чтобы волосы растрепались, – берет с табурета гребень, отстегивает заколку, зачесывает волосы назад и снова закалывает. А я вся горю.

Я встала и поцеловала его. Открытым ртом прямо в рот. Поглаживая пальцами затылок и плечи, прижимаясь всем телом-, чтобы он мог тронуть меня, где захочет. Так я стояла, целуя его, пальцами лаская его затылок, телом готовая к прикосновению его ладоней, даже расставив ноги. Целовала и ждала.

Я ждала.

Он ответил на поцелуй, рот в рот. А я все ждала.

Потом он отстранился. Я смотрела ему в глаза. Он взял меня за плечи, повернул от себя и подвел обратно к мольберту.

– Пойдем в постель, Оливер.

А он знаете что сделал? Надавил мне на плечи, чтобы я села на свой рабочий стул, и даже вложил мне в пальцы ватный тампон.

– Я не могу работать. Сейчас не могу.

Что характерно в Оливере, это что он наедине со мной совсем другой, чем при людях. Вы бы его не узнали. Тихий, больше слушает, говорит безо всяких выкрутасов. И вовсе не выглядит таким самоуверенным, каким, наверно, кажется другим. Знаю, что вы хотите услышать: «Оливер на самом деле очень ранимый». Знаю и поэтому не скажу. Он сказал:

– Я тебя доблю. Я тебя обожаю. Я хочу быть с тобой всегда. Я хочу жениться на тебе. Хочу все время слушать твой голос.

Мы в это время сидели рядом на диване.

– Оливер, возьми меня. Так надо.

Он встал. Я думала, он поведет меня в спальню, но он стал ходить по мастерской, из угла в угол.

– Оливер, это будет правильно. Будет правильно, если.,.

– Я хочу тебя всю, – сказал он. – Я не хочу часть. Мне нужно все.

– Я – не товар.

– Я не в том смысле. Мне не нужна только любовная связь с тобой. Романы… любовные связи, они… ну, не знаю… все равно как снимать с кем-то на пару, тайм-шером, квартиру в Марбелье. – Тут он вдруг остановился, испуганно взглянул на меня, словно ужаснулся, что обидел меня таким сравнением. И сказал, как бы оправдываясь: – На самом деле Марбелья – это прекрасно. Ты даже не представляешь себе, до чего там хорошо. Я помню одну маленькую площадь, всю обсаженную апельсиновыми деревьями. Когда я там был, шел сбор апельсинов. Кажется, в феврале. Естественно, приезжать надо в межсезонье.

И знаете, чувствовалось, что он в панике. Вообще на самом деле Оливер, я думаю, гораздо менее самоуверен, чем Стюарт. В глубине души.

– Оливер, – говорю я ему, – мы же договорились, что я не квартира в Марбелье, снятая по тайм-шеру. Перестань, пожалуйста, ходить. Поди сюда и сядь.

Он подошел и послушно сел на диван.

– Знаешь, меня отец бил.

– Оливер…

– Правда, правда. Не в том смысле, что шлепал, когда я был маленький. Это-то, конечно, тоже. Но он любил бить меня бильярдным кием сзади по ногам. Любимое его наказание. Довольно болезненно, между прочим. Спрашивал меня: «По ляжкам или по икрам?» И я должен был выбирать. В смысле боли особой разницы нет.

– Бедный. – Я положила ладонь ему на затылок. Он заплакал.

– А когда умерла мать, стало совсем плохо. Он как бы взыскивал с меня за это. Может, я слишком на нее похож был. Но потом, однажды, мне было, я думаю, лет тринадцать-четырнадцать, я решил больше не поддаваться Старому Подлецу. Не помню, чем я провинился, на его взгляд, я постоянно что-то делаю, заслуживающие наказания. Он, как обычно, спросил: «По ляжкам или по икрам?» Но я ответил: «Сейчас ты сильнее меня. Но не всегда так будет, и если ты теперь еще хоть раз меня тронешь, клянусь, когда я стану сильнее, я изобью тебя так, что ты костей не соберешь».

– И как же?

– Я не надеялся, что это на него подействует. Я весь дрожал, я был меньше ростом и я думал: «Какое это дурацкое выражение: изобью так, что костей не соберешь. Он просто посмеется надо мной». Но он не посмеялся. Он перестал меня бить. Перестал раз и навсегда.

– Бедняжка Оливер.

– Я его ненавижу. Теперь он старый, но я все равно его ненавижу. Ненавижу за то, что он сейчас тут, с нами, в этой комнате.

– Его нету. Он уехал. Снял квартиру тайм-шером в Марбелье.

– Господи, почему у меня не получается? Почему я не могу ничего правильно сказать, тем более – сегодня? – Он снова встал с дивана. – Я все это говорю не так. – Он опустил голову и не смотрел на меня. – Я тебя люблю. Я буду любить тебя всегда. И никогда не перестану. А теперь мне лучше уйти.

Часа через три он мне позвонил.

Я ответила: – Да?

– Я тебя люблю.

Я положила трубку. И почти в ту же минуту в замке заскрежетал ключ Стюарта. Я вся горела. Захлопнулась входная дверь. «Есть кто дома? – громко, нараспев крикнул Стюарт, как он всегда кричит, чтобы было слышно повсюду. – Есть тут кто-нибудь?»

Что мне делать?

ОЛИВЕР: Доводы против любовных связей, записанные тем, кто имел их в избыточном количестве:

1) Вульгарность. Любовные связи бывают у всех, то есть абсолютно у всех – у священнослужителей, у членов Королевской Семьи, даже монахи как-то умудряются завести интрижку. Интересно, почему они не натыкаются друг на друга, шныряя по своим коридорам из спальни в спальню? Бум-бум – кто тут?

2) Предсказуемость. Ухаживание, победа, охлаждение, разрыв. Одна и та же набившая оскомину сюжетная линия. Оскомину набила, но тем не менее манит. После каждого краха – поиски следующего. Не откроется ли новый, свежий мир?

3) Система таймшера. По-моему, я очень точно выразил эту мысль в разговоре с Джилиан, Как можно отдыхать в свое удовольствие, зная, что хозяева ждут, когда ты уедешь и они смогут вернуться в свою квартиру? В постели с возлюбленной наперегонки со временем – это не мой стиль. Хотя при некоторых условиях это тоже бывает чертовски заманчиво.

4) Ложь. Прямое следствие пункта 3. Любовные связи растлевают– это говорю я, тот, кто… и т.д. Неизбежное следствие. Сначала лжешь одной партнерше, затем, и очень скоро, начинаешь лгать второй. Зарекаешься, что не будешь лгать, но все равно лжешь. Вычерпываешь маленький прудик чистых эмоций тяжелым бульдозером хитрых уловок. Вот муж в тренировочном костюме выбегает из дому на пробежку трусцой, а у него в кармане побрякивает мелочь на телефон. Бряк, звяк – «а вдруг захочется по пути выпить газировки, дорогая». Звяк, бряк, звенит ложь.