Ханс-Улав Тюволд - Хорошие собаки до Южного полюса не добираются [litres]

– Это понятно. Он него пахло едой. А если ты благоухаешь едой, ты уже на пути к тому, чтобы стать любимчиком всех собак, на чьем пути окажешься.

– Да, но все равно приятно. Это эскимосы научили его управляться с собаками. Линдстрём и Шеф два года прожили в Канаде среди эскимосов. Они оба выучились ладить с гренландскими собаками, но Линдстрём оказался способнее Шефа. И он лучше Шефа управлял собачьей упряжкой.

– Удивительно, как наш великий герой с этим смирился.

– Если хочешь стать таким же знаменитым, как Шеф, то, боюсь, надо много думать о себе. И особо не тревожиться о том, чего хотят остальные. Поэтому такие люди очень зависимы от других. Вот и Шеф зависел от тех, кто вел бухгалтерию и корреспонденцию и занимался много чем еще, без чего не обходится жизнь в цивилизации. Да, цивилизацию Шеф недолюбливал, но без нее разве он смог бы прославиться?

Шеф собственными глазами видел, как крепкие мужики, лучшие из лучших, превращаются в грязных, жалких существ, становясь заложниками собственной убогости. Как они перестают подмывать задницу. Но это его не пугало. Сам он до подобного состояния себя не довел бы, а вот у других тревожные признаки подмечать научился. И самые очевидные из них касались гигиены. Тот, кто не способен заботиться о себе, не может спасти других.

– Линдстрём был художником! – воскликнула фру Торкильдсен, и, судя по интонации, говорила в ней не только драконова вода. – Выживание… – фру Торкильдсен театрально умолкла, – выживание требует, чтобы люди нашли в себе привитые цивилизацией качества и в то же время были способны отказаться от цивилизованности. Нужно уметь жить как животное, которым ты и являешься. Выносить собственный запах. Зловоние.

«И что же вы знаете о зловонии?» – так и хотелось спросить мне, но сейчас не время для ехидства. Фру Торкильдсен даже разрумянилась, а это ее красит.

– С другой стороны, ни в коем случае нельзя забывать о дисциплине и культуре, – невозмутимо продолжала она, – ты оказался там, потому что ты человек и для того, чтобы быть человеком. В противном случае в этом не было бы никакого смысла. Поэтому нужно, чтобы что-то напоминало тебе о том, что ты не животное. Например, торт «Наполеон». Или тюленье мясо, прожаренное до совершенства. Пирожное со взбитыми сливками. Свежий хлеб и булочки. Блины. Кофе. Маринованные груши с кремом. Может, даже и стопочка после еды? Сыры и портвейн. Ведь нужно совсем немного, а у Линдстрёма этого было в излишке.

Одно из правил Линдстрёма мне знакомо, потому что фру Торкильдсен им тоже не брезгует. Звучит оно так: «Держите в заначке не меньше одной бутылки».

Я долго ждал, терпеливо выслушивая неумеренные похвалы Линдстрёму, который явно нравился фру Торкильдсен и у которого наверняка имелось множество замечательных качеств, но которому все равно придется отвечать за содеянное.

– И как же такой человек мог включить в меню собачатину? – спросил я – возможно, чуточку язвительно.

Фру Торкильдсен тихо, по-библиотекарски рассмеялась, хотя в Доме кроме нас двоих ни одной живой души не было.

– Бедный Шлёпик. Ты что же, думал, они там каждый день ужинали собачатиной? Бифштекс из собачатины а-ля Линдстрём? Нет, дружочек, Линдстрём не приготовил и не съел ни единой собаки. Так поступали лишь те, кто пошел на Южный полюс. Линдстрём же на несколько месяцев остался в избушке один, вместе с несколькими собаками, которых на полюс не взяли. Впрочем, невинным агнцем его все равно не назовешь. Помнишь чучела собак в музее «Фрам»?

– Лучше бы забыл. – Сказать по правде, я до сих пор не избавился от ужаса.

– Это Линдстрём умертвил их и выпотрошил, пока все остальные мужчины были на полюсе. В этом он тоже был экспертом. В университетской коллекции есть множество чучел всяких животных, оставшихся после Линдстрёма.

– Но собак он точно не ел?

– Совершенно точно. Тут Линдстрём невиновен.

– Тогда давайте искать виновных.

– Можно еще пару слов про Линдстрёма?

– Нам ведь еще на Южный полюс успеть надо.

– По-моему, тебе это понравится. Вот слушай: из всех членов экипажа Линдстрём был ближе всех остальных к гибели. И он был сам виноват. Знаешь, что сделал Линдстрём, оставшись один, когда Шеф со своими спутниками наконец отправился на полюс? Что делает типичный норвежец, когда заснеженные равнины залиты солнцем? Вот именно – он надевает лыжи и идет кататься. Вот Линдстрём и катался, пока у него не началась снежная офтальмия, причем случилось это далеко от избушки.

– Что такое снежная офтальмия?

– Если долго смотреть на блестящий от солнца снег, не защищая при этом глаза, то теряешь зрение. Недуг этот временный, но очень болезненный. Чувство такое, будто под веки засунули наждачную бумагу, – судя по тому, что я читала.

– Может, это глаза так намекают, что их притащили в какое-то неправильное место?

– Может, и так. Линдстрём брел вслепую по снегу – представь, как он испугался! Он прислушивался к лаю собак – далеко, в Фрамхейме, но звук по снегу передается плохо. Пришлось ему искать дорогу домой безо всякого ориентира. А ведь если сбиться с пути и пойти не к избушке, то придешь к верной смерти от холода. Линдстрём уже попрощался с жизнью – ну все, память о нем останется лишь в записях. И тут он услышал лай.

– Ха!

– И это была не просто собака. Всех своих собак Линдстрём прекрасно знал. Это лаяла его любимица, у которой как раз началась течка и за которой бегала целая стая женихов.

– Так это была сучка!

– Уймись, Шлёпик. Суть в том, что Линдстрём приманил к себе собаку, а та вывела его к избушке, и благодаря этому он выжил и умер от старости в Осло лишь спустя много-много лет. Скажи, красивая история?

– Да, и впрямь красивая. Вот только в конце Линдстрём свернул бедной животине шею и сделал из тушки чучело.

Похоже, я опрометчиво недооценил Домработницу. Причем по нескольким фронтам. Как выяснилось, Домработница обладает способностью полностью менять внешность. Сегодня Домработница – вовсе не истеричная собаконенавистица, а во всех отношениях приятный мужчина, который мало того что не «бояться собаков», но и отлично умеет почесывать.

Правда, фру Торкильдсен все равно не очень хорошо понимает, что говорит Домработница, но сегодняшний от коричных рогаликов не отказался, охотно слушал фру Торкильдсен и, как уже сказано, хорошо почесывает, а это немало. Строго говоря, это залог успеха. Мы втроем замечательно провели утро, а сейчас еще и Щенок заявился. Щенок тоже не из тех, кто отказывается от коричных рогаликов. Все это напоминало бы праздник, достань фру Торкильдсен драконову воду и пахучий табак с пряностями.

– Я собирался тебя в магазин свозить, – предложил Щенок, и в кои-то веки фру Торкильдсен, похоже, его предложение устроило. По крайней мере, возражать она не стала.