Ирина Верехтина - Вышивальщица

Занятия в кружках были обязательными и наступали после учебных часов. Вечером воспитанниц приюта ждала прогулка, ужин с обязательной молитвой и отход ко сну. За «домашними» приезжали родители – кто на машине, кто на автобусе (четыре рейса в день: два утренних и два вечерних). Аринина подружка Настя целовала её в щёку, наскоро прощалась и бежала к воротам, где её уже ждали.

Этот ежевечерний ритуал – когда детей целовали, тормошили, обнимали за плечи, сажали в машину или в автобус и увозили домой – больно ранил Аринино сердце, и оно никак не заживало. Отчаянно хотелось домой, и каждый вечер она дежурила у ворот и ждала, что к ней приедут мама с Жориком. И также будут обнимать, целовать, расспрашивать обо всём и снова обнимать. А потом увезут её домой.

Но приезжали и увозили всегда других, а за Ариной никто не приезжал.

◊ ◊ ◊

С Настей они сидели за одной партой и дружили. У них даже фамилии были похожие, птичьи: Зяблова и Пичугина, за что одноклассницы необидно дразнили их пичужкой и зябликом, а учителя ласково называли птичками-невеличками. Арина знала, что у Насти вместо мамы мачеха, которую Настя любила, а Настин отец любил их обеих.

– Сегодня за мной мама приедет, они с папой по очереди меня забирают, – говорила Настя.

– А ты почему её мамой зовёшь? Ты же говорила, она тебе мачеха.

– Никакая она не мачеха, а просто папина жена. Мама умерла, когда я родилась. А папе трудно одному меня воспитывать, он сам так сказал. – Настя насупилась.

– Ты что, обиделась? Я же ничего такого не сказала… – Арина погладила Настю по руке. Ей не хотелось ссориться с любимой подружкой.

– Пичугина! Зяблова! Расчиркались как птички. Будете продолжать в том же духе, рассажу, – пообещала учительница. У неё это получилось необидно, но девочки испуганно умолкли. Выждав, когда учительница отвернётся, Настя подмигнула Арине. Арина подмигнула в ответ. Мир был восстановлен.

В свой первый год в монастырском приюте Арина много плакала. Первый снег больше не казался волшебным, а весной не хотелось пускать кораблики по снеговым ручьям и гладить пальцами мохнатенькие листочки мать-и-мачехи (цветы Арина не рвала, пусть растут, солнышку радуются).

Не принесли успокоения и праздники. Новый год без подарка под ёлкой. Рождественская неделя, полная тоскливого ожидания, когда же приедет мама. Даже подарок не порадовал! Даже Христово Воскресение! Самый почитаемый и радостный праздник церковного календаря остался в памяти торжеством, на котором не хотелось ничему радоваться. Арина без аппетита съела творожную сладкую пасху с курагой, цукатами и орехами, на крашеные яйца смотрела равнодушно, а свой кусочек кулича отдала Насте:

– Бери. Я не хочу.

Настя погладила её под столом по коленке:

– Ну чего ты? Опять плачешь? Не плачь.

– Да-аа, не пла-аачь… – всхлипнула Арина. – Тебе хорошо, у тебя и мама, и папа, и братик, и собака, ты с ними видишься каждый день, и летом уедешь на все каникулы, а я…

– И ты уедешь! Летом здесь только круглые сироты остаются, у кого родственников нет. И у кого родители в тюрьме, или родительских прав лишили. А твою маму не лишили, ты же сама говорила. Она обязательно тебя заберёт.

– Столько дней прошло, а она всё не едет и не едет. Вдруг я здесь навсегда останусь? Я не хочу!

О приютской жизни Настя знала со слов Арины. После завтрака уже через час хочется есть. В спальнях зимой холодно, а одеяло тонкое. Дома Арина спала под тёплым, верблюжьим, а здесь просыпалась среди ночи и делала гимнастику, чтобы согреться. Сестра Иринья добрая и всё прощает. Сестра Ненила не знает к чему придраться. У сестры Апраксии на всё один ответ: «Обиды терпи молчанием, потом укорением себя, потом молитвой за обижающих». Приём пищи в обители по звонку, и окончание тоже по звонку. Мяса на столе не бывает, Арина даже забыла его вкус. А во время постов не бывает даже рыбы. И молока, и яиц, и масла. Зато хлеба можно есть сколько хочется. Посты в монастыре строгие и обязательны для всех, даже для самых маленьких. Молитва перед вкушением пищи тоже обязательна, никуда не денешься.

Ещё она знала, что Арина с трёх лет занималась гимнастикой (Арина показывала, Настя восхищалась и просила её научить, сестра Ненила возникала ястребиной чёрной тенью, распекала девочек за «безобразие» и призывала вести себя пристойно) и что мама обещала за ней приехать, когда закончится ремонт, но так и не приехала. Может, просто забыла? Настя попробовала представить, что папа с мамой Надей о ней забыли. Представить не получилось.

Наверное, Аринина мама заболела и лежит в больнице. А когда поправится, заберёт Арину домой. Но это ещё когда будет, а пока надо срочно что-то придумать. И Настя придумала:

– А знаешь что? Давай никогда не разлучаться? Вот вырастем, окончим школу, и ты будешь жить у нас, я с папой поговорю, он разрешит. И мы всегда будем вместе.

Арина подняла залитое слезами лицо и улыбнулась. Настя придвинула к ней свою тарелку с пасхой:

– Тогда и ты бери, я творог не люблю. Я твой кулич съем, а ты мою пасху. А яйца домой возьму, Альва очень любит, только ей чистить надо, сама не умеет. – Настя вдруг прыснула. И прошептала в Аринино ухо: – Только ты никому не говори, что я Альву свячёными яйцами кормила.

Неожиданно для самой себя Арина рассмеялась. И принялась за пасху, которая – вот странно! – вдруг стала необыкновенно вкусной. Зажмурив один глаз, она приставила к другому прозрачную дольку апельсинового цуката и посмотрела на свет. Свет оказался тоже вкусным, празднично-оранжевым. Никто на свете не умеет так утешать, как Настя!

Арина вынырнула из воспоминаний и горестно вздохнула. Пасха ещё не скоро, март только начался, Великий пост длинный-предлинный, сорок восемь дней. И целых сорок восемь дней нельзя шуметь, бегать и громко смеяться. Это называлось «предаваться удовольствиям». Но если Бог создал удовольствия, то почему нельзя им предаваться? И есть всё время хочется. Настю дома ждёт вкусный ужин, а Арину – перловая каша без масла, которая уже не лезет в горло.

Арина никому не нужна, даже маме. А Настя нужна отцу, и маленькому братику, и овчарке Альве. И мачехе, которая её любит, целует в обе щеки, спрашивает, как прошёл день и что сегодня подавали на обед в монастырской трапезной. Суёт ей в руки промасленный пакет, в котором – бутерброд с Настиным любимым салом шпиг или пирожок. И смотрит, как Настя ест, пробормотав с набитым ртом «шпашибо, ма».

Настя однажды её угостила. Пирожок оказался с мясом. Арина впервые в жизни ела слоёное тесто, тающее во рту, восхитительно вкусное. Подобрала с ладони крошки и удивилась:

– Сейчас ведь пост, нельзя!

– Если нельзя, почему же ты ела? – рассмеялась Настя. – У нас дома всегда на столе пирожки, папа и Альва любят с мясом, Павлик с повидлом, а я люблю и с мясом, и с повидлом. Мы с мамой Надей вместе печём. А поститься, папа говорит, не обязательно. Папа говорит, главное – никого не обижать, хорошо учиться и хорошо себя вести. И не только в пост, а всегда.