Джонатан Фоер - Погода – это мы [litres]

Или, возможно, после нас все же будет жизнь. И, возможно, следующие обитатели планеты, которая когда-то была нашим домом, прибудут достаточно быстро после нашего исчезновения, чтобы успеть обнаружить артефакты нашего пребывания: фрагменты каменных построек, кусочки пластика, необычное распространение кремния. Возможно, они обнаружат человеческие следы в пещере на юге Аргентины, которые датируются 7300 годом до н. э., и человеческие следы на Луне и решат, что и те, и другие одинаково свидетельствуют о примитивном уровне нашего развития – или о передовом. Возможно, они перенесут наши останки в музей, сопроводив подписями с догадками относительно наших намерений и о том, каково было быть человеком:

«Они предпочитали жить группами, чаще всего по двое. Они употребляли пищу, когда не были голодны, занимались сексом без намерения завести потомство, а также копили избыточный хлам и такие же знания. Им было трудно поддерживать водный баланс в организме и противостоять силе тяготения. Они записывали впечатления письменными принадлежностями, исчезавшими от использования. Их волосы обычно меняли цвет, но глаза – нет. Они складывали руки ладонями вместе, выражая одобрение, и даже неверующие скрывали ступни своих ног. Они поднимали тяжелые предметы и переделывали себе зубы. Живые нуждались в отдалении от мертвых, но мертвые нуждались в близком соседстве друг с другом. У них были имена, хотя лишь у немногих имена были уникальными. У них было множество языков и систем измерений, но не было ни универсального языка, ни универсальной системы измерений. Они платили незнакомцам за то, что те прикасались к их спинам. Их притягивали стулья, беспомощные вещи, уединение и публичность (но ничего промежуточного), отражающие свет минералы, прямоугольные куски стекла, организованное насилие. Каждая группа выбирала собственных членов для поклонения. Им было трудно сохранять сознание в темноте. У них не было брони. Они нуждались в телескопах, чтобы подтвердить существование того, чего не хотели видеть. У них было чрезвычайно ограниченное зрение. Каждый год они игнорировали дату своей смерти и заталкивали собственное дыхание в резиновые пузыри, чтобы отметить свое рождение. Их потребности были чересчур велики. Не делать ничего для спасения своих сородичей требовало участия каждого. Каждый из них начинал жизнь младенцем, и в совокупности они были – относительно истории этой планеты – чрезвычайно молоды.

Дорогие мои мальчики,

Последние пару месяцев я проводил столько времени с бабби, что часто думал о ней, когда писал эту книгу. Учитывая темы, на которые я писал – выживание, ответственность поколений, кончины и начала, – в этом был определенный смысл. Но постепенно я перестал волноваться, был ли в этом смысл. В первой предсмертной записке есть повторяющийся вопрос: «С кем я говорю сегодня?» Этот вопрос вплетен в спор автора с самим собой, словно ответ на него мог бы разрешить этот спор. То, что я сейчас пишу – не предсмертная записка, это ее противоположность, но, как я уже написал, я вернулся к тому же рефрену: «С кем я говорю сегодня?» Я начал эту книгу с желанием убедить незнакомых людей что-нибудь сделать. И хотя я продолжаю надеяться, что это осуществимо, я подошел к концу и понял, что хочу обратиться только к вам.

Сегодня утром я собирался сесть на поезд до Вашингтона, чтобы повидаться с бабби, но решил подождать до выходных, чтобы взять вас с собой. Вскоре после того, как я отвез вас в школу, позвонила ваша бабушка и сказала, что бабби только что умерла. Я тут же отправился на Пенсильванский вокзал, сел на поезд, проспал всю дорогу и к обеду был дома у бабушки и дедушки.

Сейчас я в комнате бабби. До того, как за ее телом придут из похоронного бюро, осталась еще пара часов. Я сижу у ее постели. Ненадолго заходили Джулиан с Джереми. И Джуди. Ваши бабушка с дедушкой приходят и уходят. Но сейчас здесь только я.

Очень странно не видеть, как поднимается и опускается простыня, которой накрыли бабби. Я все стараюсь это заметить, жду, но ничего не происходит. И все же в комнате по-прежнему чувствуется ее жизнь. Для этого ее сердцу даже не нужно биться.

Ваш прадед, муж бабби, покончил с собой через несколько лет после эмиграции в Америку из Европы. Не уверен, что вам это было известно, или что вам было известно, что вам это было известно. Это одна из тех вещей, о которых никогда-никогда не говорят. Он пережил холокост, но не смог пережить пережитое. Он умер за двадцать три года до моего рождения, и до недавнего времени все, что я о нем знал, было взято из нескольких рассказов вашей бабушки, в основном о том, каким он был умным и находчивым. Я узнал о его самоубийстве, когда мне было уже за тридцать. Мне пришлось догадаться обо всем самому. В последние несколько лет ваша бабушка стала намного откровеннее на эту тему. Недавно она показала мне клочки бумаги, которые лежали у него в кармане, когда он умер – обрывки предсмертной записки. На первом из них слова: «Моя Этель – лучшая жена на свете».

Разве не странно, что предсмертная записка начинается так же, как могла бы начинаться открытка ко Дню святого Валентина? Писатель Альбер Камю однажды сказал: «То, что является причиной для жизни, также является прекрасной причиной для смерти». Ваш прадедушка очень любил свою семью. Печать и радость не противоположны друг другу. И то и другое – противоположность безразличию.

Может быть, однажды я покажу вам записки, которые показала мне ваша бабушка. Они не складывались в один текст, не были никому адресованы, ничего не объясняли. Я назвал их предсмертной запиской, но, на самом деле, как еще можно назвать такую записку?

Через пятнадцать лет после самоубийства вашего прадеда Нил Армстронг высадился на Луну. Ваша бабушка смотрела это по телевизору вместе с бабби. Разве вы не хотели бы жить, чтобы увидеть нечто подобное? Думаете ли вы когда-нибудь обо всех тех событиях прошлого, которых вы не застали, или обо всех событиях в будущем, которых вы не застанете? Я только что представил, как вы читаете эти слова, когда меня больше нет.

Пока Армстронг готовился [333] Пока Армстронг готовился: Safire, Before the Fall, 146. к своему полету, спичрайтер президента Никсона подготовил набросок речи на случай, если астронавты застрянут на Луне. Вот как начинается эта речь, озаглавленная «В случае лунной трагедии» [334] В случае лунной трагедии: A scanned image of the memo can be found at https://www.archives.gov/files/presidential-libraries/events/centennials/nixon/images/exhibit/rn100-6-1-2.pdf. :

«Волею судьбы люди, отправившиеся на Луну с целью мирных исследований, останутся на Луне, чтобы упокоиться с миром. Эти храбрецы, Нил Армстронг и Эдвин Олдрин, знают, что надежды на возвращение нет. Но они также знают, что их жертва – надежда для человечества. Эти двое мужчин кладут свои жизни на алтарь самой благой цели человечества: поиску истины и понимания».