Наталия Полянская - Мой драгоценный кот [litres]

Принесли десерты и кофе. Тася откинулась на спинку дивана и на некоторое время закрыла глаза. Перед ними тут же начали мельтешить цветные пятна: сочные, пахнущие кто розами, кто лавандой, а кто и вовсе орешками. Этот танец завораживал, даже почти усыплял, и когда он достиг, по Тасиным меркам, совершенства, она открыла глаза и негромко произнесла:

– Я любила рисовать.

– Я любила рисовать, – сказала Тася.

Алексей напрягся. Он почувствовал, что сейчас услышит нечто, что, возможно, ему бы не хотелось слышать. Однако и отказаться от этого он не мог, смотрел на нее – и не мог.

– У меня была не самая благополучная семья. Нет, мои родители не пили, не употребляли наркотики, они просто жили и воспитывали меня в очень стесненных условиях. И возможно, поэтому они экономили на всем. Мне покупалась самая дешевая одежда, в старших классах телефончик у меня был самый простой. Ты не подумай, что мне это было очень важно, – поспешно сказала она Алексею. – Я старалась понимать своих родителей. Хотя они мне ничего никогда не объясняли. И в школе меня не дразнили. Класс у нас был неплохой. Но вот что касается рисования… – она прикусила губу. – Я начала это делать, когда мне было лет пять. Вдруг увидела, как цвета со мной разговаривают, и мне очень захотелось поговорить с ними в ответ. Как правильно беседовать с цветами, я не знала, однако у меня были плохонькие цветные карандаши и несколько листов бумаги из детсадовского альбома. И я села и стала рисовать так, как мне говорили цвета… а потом туда добавились формы и цифры. Мама с папой не понимали, зачем я это делаю. Причем я изводила альбом за альбомом. В конце концов мама не выдержала и сказала, что деньги они не печатают, поэтому поддерживать мое увлечение не будут. Ну, она как-то по-другому сказала, но суть от этого не меняется. Я в школе выпрашивала у друзей любую бумажку, чтобы на ней порисовать. Родители твердили, что я занимаюсь ерундой, да и мои рисунки – они не классические, понимаешь… Однажды я нарисовала Офелию, нам Шекспира задали как внеклассное чтение, и отнесла на конкурс. Там мамина знакомая была в жюри… Мама меня долго ругала. Сказала, это позор и моя работа ничего не выиграла… Ну, я и отступилась. После того как я закончила школу и пошла в институт на специальность, которую мне выбрали мама с папой, потому что там я точно проходила на бюджетное место, мне тут же пришлось идти работать. Ведь мне требовалось обеспечивать себя и помогать родителям – они на этом настаивали.

Тася перевела дух.

– Я некоторое время жила с ними, потом начала снимать квартиру – напополам с подружкой, но все-таки это была свобода. Я выцарапывала деньги из своего скудного бюджета и рисовала, рисовала, рисовала. Но мне казалось, что ничего путного у меня не получается. Я смотрела кучу уроков на Ютубе, пыталась изобразить все так, как учили гуру, смотрела блоги различных дизайнеров, и все время мне казалось, что я недостаточно хороша. Я не знаю, почему так. Возможно, потому, что мне все детство это твердили родители, но, согласись, несправедливо сваливать все на них? У меня есть своя голова на плечах. А голова эта мне говорила, что я недостаточно умела для того чтобы делиться своим творчеством с другими. Поэтому рисовала я в стол. И так как образование мое с творчеством не было связано совершенно, у меня оставалось не так много времени на рисунки. Вот я их и забрасывала периодически, хотя цвета по-прежнему со мной говорили. Особенно если я долго к ним не прикасалась, они становились все ярче и настойчивее. Иногда мне казалось, будто цифры имеют цвет.

– Мне кажется, по-научному это называется «синестезия», – произнес Алексей негромко.

– Да, да, это она и есть, возможно, – Тася потеребила ухо, – но я не задумывалась о том, как она называется. Мне просто хотелось выговориться, выговориться на бумаге. Когда мне удалось купить компьютер, я установила там графические программы и начала рисовать в них. Но по-прежнему не решалась выкладывать.

Она криво улыбнулась.

– А потом появился Игорь. И я влюбилась без памяти, цвета словно сошли с ума. Они теперь рассказывали мне совершенно другое, это было так прекрасно. Игорь тоже был студентом, и мы переехали вдвоем на другую съемную квартиру, жалкую, маленькую. Жили на какие-то совершенно смешные деньги, но были счастливы… А потом умерла моя бабушка со стороны отца и завещала свою квартиру в Бутово мне. Родители пришли в ярость, они-то думали, что эта двушка достанется им. Но я решила, что единственный раз в жизни я могу настоять на своем. Бабушка хотела оставить ее именно мне, она очень меня любила. Мне требовалось свое пространство, свой дом, и мы переехали туда вместе с Игорем. Я обставляла его как могла, улучшала, нашла работу, потом вторую работу. Игорь же находился в творческом поиске. Он музыкант, – пояснила Тася, словно извиняясь. – Он играл в группе, они выступали по клубам, и заработки его были в основном за счет этих гонораров. Игорь писал музыку и говорил, что скоро станет знаменитым. Я считала его гораздо успешнее себя. Институт он бросил, а для того чтобы найти постоянную работу, ему не хватало ни упрямства, ни желания. Поэтому я старалась обеспечить нашу маленькую семью, ведь я могла. Работала, брала дополнительные смены. В прошлом году мы поженились и даже на свадебный отпуск накопили – съездили в Болгарию. В общем, так и жили. А потом… потом я решила… – она умолкла.

– Если не хочешь рассказывать, не говори, – произнес Алексей.

– Я не знаю, как об этом рассказать и какими словами. Просто я очень виновата.

Когда бабушкина квартира была более-менее обставлена, Тася усадила мужа за кухонный стол переговоров и намекнула, что хочет ребенка. Да что там намекнула! Сказала прямым текстом.

Тасе всегда нравились дети. Нравилась их непосредственность и смелость, которой она, как выяснилось, никогда не обладала. Но ребенка ей хотелось не для того, чтобы стать смелее, и не затем, чтобы кто-то ее безусловно любил. Просто… хотелось. Вместе с любимым мужчиной. Тогда их жизнь станет еще интереснее, насыщеннее. А с каким удовольствием Тася будет показывать ребенку мир! У нее самой не получилось рисовать, но вдруг ее дочь или сын обнаружат в себе какой-то талант? Уж она, Тася, не даст этому дару угаснуть. А даже если и нет и таланта не будет… это не важно, совсем не важно. Ребенок представлялся ей огромной радужной вселенной, с которой немного боязно и при этом необходимо соприкоснуться.

Про вселенную она Игорю объяснять не стала. Просто сказала:

– Мне кажется, нам пора. И мы сможем.

– Тайка, ты уверена? – спросил Игорь. Он всегда называл ее Тайкой, и Тася находила в этом ласточьем имени что-то милое. – Не то чтобы у нас было много денег, а ребенок, знаешь, расходов требует. У тебя три работы, ну а я…