Саша Филипенко - Красный Крест

— Завтра вы ничего не вспомните…

— Прошу вас, Александр… Завтра мне рано вставать!

Я повинуюсь. Оставив пакет с едой, я выбираюсь на лестничную площадку и через мгновение оказываюсь дома. В квартире тихо и пусто — вторая жизнь еще не успела подбросить барахла. Почистив зубы, я выключаю свет и заваливаюсь на новую кровать.

Мне снится страшный сон. Я в театре. Невероятной красоты зал, хорошо одетая публика. Уважающие звук стены, знаменитый дирижер. Дают концерт для симфонического оркестра и… аппарата МРТ. В том месте, где обычно стоит рояль, будто айсберг, возвышается белый сканер. Под аплодисменты, не в платье, но почему-то в мужском смокинге, на сцене появляется Лана. Она проходит тромбонистов, минует альтовую группу и, пожав руку первой виолончели, ложится на выдвинутую пластиковую койку. В зале воцаряется тишина…

Один из ударников подходит к сканеру и нажимает на кнопку — Лана медленно скрывается в аппарате. Дирижер поднимает палочку, замирает и секундой позже разрешает машине вступить. Быстрые импульсы электроэнергии внутри сканера вызывают вибрацию металлических спиралей. Концерт начинается с соло аппарата. Раздается неприятный, постоянно повторяющийся стук. В мгновение звук этот достигает 125 децибел, и даже вступившему следом полному составу симфонического оркестра сложно совладать с солирующим инструментом. Страшная музыка. Печальная и невыносимая. Мелодия боли. Переживание в каждой ноте, и в каждом треске — смерть. Мне не нравится это произведение. Я не хочу, чтобы Лана его исполняла, но народу, кажется, по душе. С финальным аккордом зал разражается аплодисментами. Собравшиеся кричат «браво», а я молчу — мне не хочется, чтобы Лана ложилась в аппарат на бис.

Петр Вяземский

Москва, 1828 год

В девять утра звонят в дверь. Грузчиков я не жду, а потому решаю, что пришла соседка. Так и оказывается, только вместо Татьяны Алексеевны на пороге стоит молодая девушка.

— Доброе утро! — протягивая пирог, с улыбкой говорит она.

— Доброе… — протирая глаза, отвечаю я.

— Меня зовут Лера. Я ваша соседка снизу, хотела познакомиться…

«Вот это город! — думаю я. — Красотка сама заваливается к вам в девять утра!»

Девушка проходит на кухню и, поставив пирог на стол, подходит к окну. Я включаю чайник и, открыв холодильник, думаю, чего бы ей предложить. Вероятно, следуя ритуалу добрососедства, соседка несколько мгновений изучает кухню, затем садится на подоконник. Я расставляю чашки и смотрю во двор. За стеклом, на площадке детского сада, ребята собирают листву и складируют ее под ржавой ракетой.

— Как думаете, зачем они это делают? — спрашивает Лера.

— Хотят перелететь.

— Через всю галактику?

— Через забор.

Повисает пауза. Я не знаю, что еще сказать, а потому решаю протестировать радиоприемник, который доставили вчера вместе с мебелью.

— Вы не против, если я включу музыку? Купил вот только вчера, еще даже не успел проверить.

— Да-да, конечно!

Аппарат работает. Я пролистываю несколько радиостанций, и, когда Лера говорит: «Оставьте эту», останавливаюсь. Ребята продолжают складывать под ржавую ракету листву.

— Я знаю вашу историю… — вдруг выключив радио, говорит соседка.

— Вот оно что…

— Вы не против, если я буду вам помогать? Раньше я никогда этого не делала, но думаю, что смогла бы сидеть с вашей дочкой. У вас ведь девочка, да?

— Да, — закрывая форточку, отвечаю я.

— Хорошо! Тогда я буду приходить к вам. И не курите здесь! Значит, мы встретимся вечером?

— Уже сегодня?

— Да, мы, например, могли бы посмотреть кино.

— Почему бы и нет…

— Например, комедию?

— Да, можно и комедию…

Провожая Леру, я выхожу на лестничную площадку. Бросив взгляд на соседскую дверь, я замечаю новый красный крест. Теперь он и на двери Татьяны Алексеевны.

— Вы знаете, кто здесь живет? — спрашивает Лера.

— Знаю, — отвечаю я.

— Говорят, у нее была очень тяжелая судьба…

— Это правда…

— Говорят, она так и не нашла своих близких.

— С чего вы взяли?

— Мне рассказывала женщина, которая продавала нам квартиру.

— Это неправда! Этого не может быть!

— Не знаю, но я точно помню, что она так сказала…

В этот момент открывается соседская дверь. На лестничную площадку выходит Татьяна Алексеевна.

— Здравствуйте, Александр!

— Здравствуйте!

— Как вам спалось на новом месте?

— Хорошо, спасибо! Вы куда?

— Я в Куропаты. Если хотите, можете со мной — лишние люди нам не помешают!

— Что это?

— Меня ждет такси. Так вы едете или нет?

— Да, только соберусь!

В такси я узнаю, что Куропатами называется урочище близ Минска. Место, где обнаружены массовые захоронения репрессированных в тридцатые годы. Органами НКВД здесь были расстреляны десятки тысяч человек.

— Там захоронены ваша дочь и муж? — разглядывая в запотевшем окне незнакомые улицы Минска, спрашиваю я.

— Нет, у меня там никого нет.

— Тогда зачем мы едем туда?

— Вы ведь недавно здесь, да?

— Да.

— Тогда вы, наверное, не знаете, что наши власти решили снести Куропаты и продолжить через кладбище кольцевую автодорогу.

— А что, рядом построить дорогу нельзя?

— Судя по всему, нет. К тому же важно понимать, что это политический момент. Наш лидер до мозга костей красный. Ему не нравится, что мы чтим память жертв репрессий. Сталина здесь принято восхвалять, а не ругать. Люди уже несколько месяцев охраняют мемориал, но власти не сдаются. Сейчас они подгоняют в Куропаты грузовики и бульдозеры, собираются валить вновь установленные кресты.