Флора Шрайбер - Сивилла

Исключительно религиозный человек, он жестко придерживался доктрин своей фундаменталистской веры и столь трепетно относился к Священному Писанию, что, в отличие от более искушенных собратьев по вере — к примеру, от пастора Уэбера, его наставника в Омахе, — воспринимал проповеди о конце света буквально и посвятил всю свою жизнь подготовке к этому грядущему концу. Сама их церковь и погруженные в невежество члены прихода Уиллоу-Корнерс, к которому он принадлежал, настолько стали не удовлетворять его, что, продолжая блюсти доктрину, он оставил свою церковь на четырнадцать лет.

Возможно, этот уход от церкви был одновременно и уходом от собственного отца — грубого здоровяка с крупными чертами лица и козлиной бородкой, который, профессионально занимаясь в молодости борьбой, обрел в вере удобный выход для своей агрессии и враждебности. Обри Дорсетт, отец Уилларда, был сыном Арнольда и Терезы, которые прибыли в Уиллоу-Корнерс поселенцами и у которых кроме Обри родились Томас, Эммануил, Фредерик и Тереза II.

Прилежный прихожанин, Обри нашел в напыщенных проповедях, неконтролируемых воплях и экстатических выкриках «Аллилуйя!» заменитель брани, которую, как благочестивый человек, он позволить себе не мог. Эти выкрики цитат из первого ряда прихожан находили свое продолжение перед почтовым отделением в Уиллоу-Корнерсе, где Обри разоблачал «власть Рима» (папы римского), проклиная ненавистных католиков перед собравшейся толпой. Обри Дорсетт предсказывал развал страны в случае, если к власти в ней придет кто-то из католиков. Враждебно настроенный по отношению не только к ненавистным «римлянам», но и к своим братьям по вере да и, собственно говоря, ко всем остальным, включая членов собственной семьи, Обри умел найти ахиллесову пяту у любого из окружающих, часто разоблачая ее публично — с той же вербальной страстью, с какой демонстрировал физическую силу в дни молодости. Затем, углядев и вскрыв слабое место, он приступал к спасению души своей жертвы.

Особой его мишенью была Мэри, на которой он женился с отчаяния и которую впоследствии вечно сравнивал с Вэл, любовью его жизни, отвергнувшей его. Будучи женатым, время от времени он передавал управление принадлежащей ему лесопилкой кому-нибудь из подчиненных и тихонько ускользал к своей Вэл в Нью-Йорк. Возвращаясь оттуда, он не скрывал своих измен от Мэри.

Как отец, Обри требовал безусловного послушания и желал, чтобы его трое детей — Тереза III, самая старшая, Уиллард, средний, и Роджер, на восемнадцать месяцев моложе Уилларда, — постоянно улыбались, как это подобает добрым христианам, но никогда не смеялись, что грешно. Хотя все трое детей были музыкально одаренными, Обри никогда не просил их сыграть или спеть. Он боялся, что если они будут делать это, то впадут в грех гордыни. Он не хотел, чтобы его дети стали зазнайками.

Стыдясь воинственности своего отца, Уиллард нашел выход в пассивности. Смущенный громогласными «Аллилуйя!» отца, его агрессивностью и резкостью, Уиллард спрятался в панцирь молчания. Не способный видеть себя в образе отца, который его возмущал и которого он стыдился, с которым конфликтовала его чувствительная художественная натура, Уиллард идентифицировал себя со своей мягкой, артистичной, но пассивной матерью. И эта идентификация с матерью сформировала парадоксальную природу неприметного Уилларда Дорсетта.

Бесспорно мужественный, сексуально активный (несмотря на свою искреннюю пуританскую суровость), привлекательный для женщин и настойчиво преследуемый ими в течение девяти лет вдовства, мужчина, который действовал и мыслил как таран, Уиллард в то же время имел и явно женственные черты. В юности он часто помогал матери по хозяйству. Он делал фруктовые и овощные консервы и позже обучил этому Хэтти. Он умел шить и в колледже зарабатывал себе на жизнь портняжным искусством, а позже сшил для Сивиллы все детское приданое. У него был превосходный вкус в вопросах интерьера, и, уважая этот вкус, Хэтти доверила ему обустройство их первого дома.

Идентификация Уилларда с матерью, кроме всего прочего, не только сформировала его личность, но и повлияла на выбор подруги жизни. Подобно Обри Дорсетту, Хэтти Андерсон-Дорсетт была излишне агрессивна, постоянно желала быть на виду и проявляла жестокость. Уиллард женился на собственном отце женского рода.

Строго говоря, и Уиллард, и его брат Роджер, похоже, женились на собственном отце. Оба брата умудрились найти себе энергичных и чудаковатых женщин, которых звали Генриеттами. Роджер, как и Уиллард, выбрал женщину другого вероисповедания. Жена Роджера была медсестрой-католичкой, на которой он женился, видимо, в знак протеста против истерически настроенных по отношению к католикам людей его веры, в первую очередь против своего отца. Жена Роджера Хэтти курила в те времена, когда на это не решалась никакая другая женщина в Уиллоу-Корнерсе, и, к возмущению своих родственников-фундаменталистов, пользовалась румянами и помадой. Но истинная ее эксцентричность заключалась в том, чем она занималась, что называется, при свете луны, в свое свободное время. Эта Хэтти Дорсетт содержала в подвале своего кирпичного дома в Рочестере, штат Миннесота, игорный притон и дом свиданий, обслуживаемый монахинями. Она даже снабдила монахинь сменной одеждой для того, чтобы облегчить для них переход в мир светский. Роджер держался в стороне от предприятий жены, хотя поговаривали, что и он сделал некоторый вклад в их процветание.

У этой Хэтти было двое сыновей, но ей не нравились мальчики, и она хотела забрать Сивиллу у ее матери. Мотивация этого стремления, которая так до конца и не была выяснена, могла заключаться в простом факте, что она всегда хотела иметь дочь, но, возможно, была усилена и предположениями о затруднительном положении Сивиллы. Работая медсестрой в области психиатрии, эта Хэтти, несомненно, могла понимать, что ее невестка — неподходящий человек для воспитания ребенка.

Сестра Уилларда, Тереза III, не стала выходить замуж за копию своего отца; реакция на него и на все окружение выразилась в том, что она стала невротичной и эксцентричной одиночкой. В юности Тереза неудачно влюбилась; позднее она обвиняла в своей неудаче братьев. В возрасте сорока лет она вышла замуж за богатого старика и переехала к нему на ферму в другой штат. После этого она приезжала в Уиллоу-Корнерс всего два раза: первый раз — когда у ее матери случился удар, и второй раз — когда ее мать умерла. У себя на ферме она скандализировала соседей тем, что носила мужскую одежду, и не давала ни цента церкви, охотившейся за ее деньгами. Деньги эти, которые ни Тереза, ни ее муж не доверяли банкам, были запрятаны в многочисленных уголках и тайничках просторной фермы. Во время финансового краха 1929 года эти миниатюрные домашние банки не лопнули.