Флора Шрайбер - Сивилла

В наступившей тишине Сивилла, ошеломленная ощущением нереальности происходящего, стала тихо вспоминать:

— Я уже много лет и не думала об этом блюде для пикулей, а теперь вспомнила. Да, мать действительно наказала меня, хотя разбила его Лулу. Но откуда эта Пегги Лу знает про блюдо?

— Пегги Лу является частью вас. Она защищала вас от гнева, который вы ощущали в связи с несправедливым наказанием, — ответила доктор.

— Я не просила ее защищать меня. Я не хочу иметь с ней ничего общего, — резко сказала Сивилла.

— Сивилла, — предупредила доктор, — вы проявляете такое сопротивление, что это не принесет вам ничего хорошего.

— Опять это неприятное слово. — Сивилла попыталась улыбнуться, но без особого успеха.

— Именно из-за блюда для пикулей, — объяснила доктор Уилбур, — Пегги Лу носится с идеей битья стекол.

— Знаете, лучше бы она остановилась, — раздраженно ответила Сивилла. — Ведь за стекла, которые бьет Пегги Лу, приходится платить мне. Эта Пегги Лу мне не по карману.

— Когда мы устраним травму, связанную с блюдом для пикулей, Пегги Лу прекратит это делать. Когда вы будете способны проявлять гнев самостоятельно, Пегги Лу станет с вами единым целым. Вы готовы продолжить?

Доктор включила магнитофон. Вновь раздался голос Пегги Лу: «В химической лаборатории как-то странно пахло. Я сразу вспомнила старую аптеку в Уиллоу-Корнерсе, где я жила. Это там нас нашла мать Сивиллы, как раз после того, как мы переехали назад с фермы. Я тогда ужасно взбесилась. Я вааще хотела убежать».

— Остановите. Пожалуйста, остановите! — прозвучала отчаянная мольба.

Доктор послушно выключила магнитофон, и в наступившей тишине Сивилла прошептала:

— Старая аптека. Я ее помню. Старый доктор Тейлор. Музыка. Чудесная музыка.

Погрузившись в воспоминания, Сивилла немного успокоилась. Воспользовавшись этим моментом покоя, доктор пояснила:

— Вот видите, у вас с Пегги Лу есть общие воспоминания. Кроме того, у нее есть воспоминания, о которых вы не имеете понятия, на которые у вас амнезия. Когда все эти воспоминания вернутся, мы сделаем большой шаг к объединению вас в одно целое.

Доктор включила магнитофон, и Пегги Лу продолжила: «Когда я ехала в подземке, а потом на поезде в Филадельфию, я все думала, что Сивилла не хочет делать то, о чем я ее прошу. Мне были нужны деньги на принадлежности для рисования. А она сказала, что нам нужно оплатить лабораторные занятия. Мне, конечно, нравится химия, но меня бесит, что Сивилла столько просиживает за этими формулами. Ей бы не пришлось столько сидеть, если бы я помогла ей с умножением. Я-то его учила в школе, а она — нет. Я бы могла ей помочь, если бы захотела, но я не хочу. Я хочу делать то, что мне нравится. Про все это я и думала, когда ехала в Филадельфию. Мы уже давно никуда не ездили. А я от этого схожу с ума. Точно схожу. Понимаете, я люблю путешествовать, а Сивилла никогда никуда не ездит. Поэтому я поехала в Филадельфию, чтобы проветриться».

На этот раз доктор сама выключила магнитофон.

— Это все? — спросила Сивилла.

— Нет, но давайте сделаем небольшую паузу, — ответила доктор.

Впервые за время сегодняшнего сеанса Сивилла казалась более спокойной, способной реагировать не чувствами, а разумом.

— Мне нужно все это переварить, — тихо сказала она. — Что там насчет формул?

— Видите ли, Сивилла, — стала объяснять доктор, — именно Пегги Лу ходила в школу с третьего по пятый класс. Я рассказывала вам, что именно она выучила таблицу умножения. Вот причина ваших затруднений с арифметикой. Если мы сумеем свести Пегги Лу и вас в какой-то точке, где она передаст вам имеющиеся у нее знания, вы больше не будете испытывать этих затруднений. Мы должны сломать стену между вами. Как раз это я и имею в виду, говоря о движении к интеграции.

— Понимаю, — согласилась Сивилла. — Это приведет к тому, что вы называли точной фокусировкой.

Вновь был включен магнитофон, и вновь Сивилла слушала Пегги Лу, которая говорила:

«Ну, я подумала, что поселюсь в „Бродвуде“, порисую, поделаю наброски и вообще развлекусь. Но когда я туда приехала, то посмотрела, что у меня с собой, и вижу, что есть только папка на молнии. В регистрации я сказала, что багаж прибудет на следующий день, и они мне поверили. Потом я пошла с посыльным в номер 1113. Номер мне понравился, потому что там очень высокие потолки и кремовые стены, а из окна чудесный вид. И сама комната очень теплая и очень тихая. Когда посыльный вышел, я заперла дверь на замок и положила папку, перчатки и шарф на комод. Но пальто не сняла. Я долго стояла у окна. Потом я поняла, что у меня нет пижамы. Это было здорово, потому что можно было пойти по магазинам и развлечься. Я хотела купить самую дикую пижаму, какая только найдется, — такую, чтобы Сивилла не спала всю ночь и чтобы ее мать сказала: „У тебя абсолютно нет вкуса. Культурные и воспитанные люди не одеваются крикливо“.

В общем, я села в подземку и поехала в магазин „Мейфлауэр“ на Уэйн-авеню, купила пижаму в яркую полоску, так что все было очень здорово. Со мной была Пегги Энн».

— Пижама. Перчатки. Красный шарф. Папка на молнии, — повторяла как эхо Сивилла, с напряженным лицом припоминая пугающие события.

Голос Пегги Лу продолжал:

«Я вернулась в отель, в свой номер, постирала кое-что из одежды, приняла ванну, вымыла голову, влезла в свою прекрасную пижаму, включила телевизор и подпевала ему. Телевизор — хороший приятель. Потом я легла в постель. Поздно вечером люди в соседнем номере включили радио так громко, что я проснулась и не могла больше уснуть. Ух, как я бесилась! В конце концов я встала и выглянула в окно. Через дорогу была католическая школа для мальчиков и старое здание, в котором раньше располагалась „Филадельфия морнинг рекорд“. Станция подземки была у самого отеля. Вдалеке я видела красные и зеленые огни на мосту. Я долго смотрела в окно, а потом наконец радио смолкло, и я опять легла в постель.

Когда я проснулась, ночной туман исчез и светило солнце. Я всегда радуюсь солнцу, поэтому я долго стояла у окна и разглядывала отблески солнца на зданиях и на мосту. Около моста была какая-то большая церковь с очень высоким тонким шпилем, темневшая на фоне подернутых дымкой зданий на другом берегу реки. Мне очень понравился этот вид, и, одеваясь, я несколько раз возвращалась к окну, чтобы посмотреть на него. Потом я позвонила и заказала плотный завтрак, ведь Сивилла никогда не кормит нас вволю. Официант был очень милый, и мы с ним подружились. Я ела, сидя в кресле у окна, и бросала крошки на карниз. За крошками подлетали голуби и другие птицы. Я поделилась своим какао и тостом с птичками. Я решила, что, пока живу в этом номере, буду делать это каждый день.