Мартин Миллар - Молоко, сульфат и Алби-Голодовка

Музыка стихает, и люди начинают расходится. Мимо Джун бредет ее собеседник.

Надо же с чего-то начинать, решает она и приглашает его домой. Собеседник озадачен.

Ночь напролет Чен, пребывая в экстазе по поводу своей невероятной победы над By, празднует ее с друзьями и болельщиками. Его совершенно не смущает, что тренировки дома противоречат духу соревнований, он, кстати, планирует купить другие игры и в них тоже потренироваться. При мысли о бедняжке By, который медитирует в одиночестве в своей жалкой малюсенькой комнатке, Чен хохочет.

Чен с друзьями празднуют в ночном клубе в Сохо, потом перемещаются к огромным запасам алкоголя в его квартиру, где и фестивалят до утра.

Девушка, на которую я пролил пиво, приглашает меня домой. Это наистраннейшее событие практически вытесняет из моей головы постоянные мысли об опасности.

Она милая, но я все равно прикидываю, в какие неприятности могу вляпаться, если пойду к ней. Например, она может меня чем-нибудь заразить. В частности, я могу подхватить СПИД, у меня иммунка и так ни к черту, так что шансов выжить мало.

С другой стороны, девушка мне нравится, и у нее дома мне не угрожает убийца.

Я соглашаюсь и размышляю, как бы спросить, нет ли у нее случайно СПИДа. В конце концов я решаю, что этого делать не стоит, и спрашиваю, как ее зовут. Девушка отвечает «Джун», но не спрашивает моего имени.

На улице она ловит такси, которое чудом появляется в ту же секунду. При одной мысли о цене у меня сердце уходит в пятки, Джун, будто почувствовав, говорит, что заплатит сама. Она живет в Челси и ей это, похоже, вовсе не дорого.

Пока управляющий «Удачной Покупки» спит, его жена размышляет.

Она не расстраивается из-за того, что им не по карману швейцарский бассейн в стиле «Альпийское Шале» – эта затея была ей не по душе с самого начала. Она не хотела бы огорчать мужа, но садик за домом нравится ей таким как есть. Не нужна ей там деревянная махина, да и вообще – зачем им восемнадцатифутовое корыто, в нем и не поплаваешь толком, гораздо лучше пойти в нормальный бассейн. Но муж решил купить улучшенную модель с баром и жаждет приглашать коллег на вечеринки. «Вот это произведет на них впечатление, – думает он, – бассейн, сауна и коктейли, этот человек умеет жить на широкую ногу».

Жена от всего этого приходит в ужас – она о его коллегах очень невысокого мнения и живо себе представляет, как они напиваются, блюют в бассейн и, вполне вероятно, там же и тонут.

Ей горько оттого, что ее муж так несчастен, но все-таки хорошо, что не выйдет приобрести швейцарский бассейн.

Незнакомые люди обычно не приглашают меня к себе. Мы заходим в квартиру Джун в Челси – славное место, полно книг по философии и растений. Я незаметно оглядываюсь в поисках зеркала, но ни одного не вижу.

– Зеркало в ванной, – говорит Джун. Интересно, она издевается?

Джун заваривает чай, что очень мило, но я выпиваю его залпом, потому что не знаю, о чем говорить, обжигаю язык и вспоминаю, как всего несколько дней назад обжегся, готовя соевые котлеты и бобы.

В кухне имеется всего одна чистая вилка, остальные приборы плавают в раковине, в мерзкой, вонючей коричневой воде, поэтому я по очереди помешиваю вилкой бобы и переворачиваю котлеты.

Я засовываю вилку в рот, чтобы попробовать бобы, но напрочь забываю, что только что ею же колупался в горячей сковороде. Как только металл дотрагивается до языка, раздается шипение, изо рта идет дым, по кухне плывет запах жареного мяса, а я скачу на одной ноге и вою от боли.

Доктора советуют долго держать ожоги под холодной водой, но это несколько затруднительно, если ожог во рту, и после пируэтов под краном мне кажется, что я тону. С тоской я осматриваю в зеркале разрушения. Выжженные коричневые следы вилки украшают мой рот изнутри.

На все это уходит куча времени, соевые котлеты загораются, ну и пофиг, я уже все равно совершенно не хочу этих котлет.

Джун немножко странноватая, хочет поговорить, но все больше про эзотерику, а вовсе не о музыке, своем прошлом или еще о чем необременительном.

В итоге мы оказываемся в постели.

By рано просыпается и разглядывает картину, написанную накануне вечером. Он доволен, нарисованное для него что-то значит. By не знает, стоит ли дальше играть в галереях, потому что в последнее время это вызывает только отрицательные эмоции. Раньше они с Ченом были друзьями, а теперь не перебрасываются ни одним человеческим словом. Несмотря на то что антипатия исходит в основном от Чена, By должен признать, что и сам испытывает некоторую неприязнь.

Надо сегодня побеседовать с учителем. Тот посоветует, как быть.

Я беспокоюсь за ныряльщиков на морском дне.

Профессор Уинг наряжается в одежду рабочего, слушает по радио серьезную передачу и пытается позавтракать настолько плотно, насколько позволяет желудок, чтобы подготовиться к целому дню размахивания лопатой. После этого он загружает снаряжение и карты в фургон и отправляется в Брикстон. Палатка, для предупреждения водителей очерченная полукругом оранжевых огоньков, стоит там, где он ее оставил, красно-белые столбики выглядят вполне официально. Может быть, их нужно расставлять каким-то Особенным образом, а он не в курсе? Профессор решает, что, даже если расставил их неправильно, все равно никто не обратит внимания. Столбики окружают палатку, подобно камням в Стоунхендже. Если вдруг заявится проверяющий, всегда можно отговориться, что их передвинули вандалы из какой-то местной секты.

Кто-то написал на палатке «В7 спать». Профессора коробит от употребления «7» вместо «сем», но ему нравится, что теперь его площадка на вид подлинная.

После предупреждения Джона Примроза я поверил в правдивость угроз от Правления по Сбыту Молока, они и впрямь собираются от меня избавиться, мне, наверное, осталось жить всего несколько часов, это что, шаги за дверью? Они меня убьют.

Я не представляю мира без меня. Во всем виноват этот журналист. Вот и прикончили бы они его, а? Ублюдки.

Женщина, обученная бразильской тайной полицией? По коже бегают мурашки, а голова втягивается в плечи, как в мультике, когда персонажа бьют по башке чем-то тяжелым. Чтобы успокоиться, я хочу съесть чего-нибудь, но в доме обнаруживается только салат-латук.

Я терпеть не могу латук. Всякий раз, отдирая листики, чтобы их вымыть, я внутренне содрогаюсь, ожидая найти внутри что-нибудь омерзительное, типа дохлой осы, слизняка, отрубленного пальца, ну, или просто ногтя. После травматического промывания латука его еще и высушить невозможно – чертов салат удерживает воду, как гигантская овощная губка, тряси его, швыряй по кухне – эта дрянь выпустит воду только тебе на тарелку. Вдобавок ко всему он абсолютно безвкусный, и болтается во рту так, что проглотить его можно только с боем.