Дженни Хан - Меж двух огней

Но ничего подобного не случилось.

Рив узнал меня, как только увидел, несмотря на то, что я так изменилась с седьмого класса. Он сразу узнал ту самую толстую дуреху, которая с чего-то вообразила, что он ее друг. Рив увидел Большое яблоко.

Услышать такое было для меня ударом под дых, как будто он снова толкнул меня в темную и холодную воду. Я навсегда останусь для него такой. И никем больше. Я так разозлилась и сорвалась с катушек.

– Парень, который получил травму, оказывается, лучший футбольный игрок школы.

– Его зовут Рив. Рив Табатски, – спокойно отвечаю я.

– Знаю. – Тетя подошла ближе. – Это тот мальчик, который тебя обидел?

Я не отвечаю, лишь крепко сжимаю губы.

– Мы с тобой говорили о нем за чашкой горячего шоколада, когда я приезжала к вам на Рождество. Помнишь?

Помню. Надеялась, что тетя сможет дать мне хороший совет, как сделать, чтобы Рив всегда вел себя со мной так, как на пароме, в окружении других людей. Я думала, что она меня понимает. Но тетя Бэтт лишь попросила в следующий раз, когда Рив станет унижать меня при других, пойти и нажаловаться учителям.

– Это научит его держаться от тебя подальше.

Подальше? Именно этого мне и не хотелось больше всего.

Именно тогда я узнала, что взрослые ничего не понимают. Ни до кого так и не дошло, какие отношения нас с ним связывают.

Я слышу, как тетя Бэтт рядом с моей кроватью делает несколько судорожных вздохов.

– И ты тогда…

Я поворачиваюсь к ней.

– Что я тогда? – вырывается у меня помимо воли. Неужели она не видит, я не в настроении с ней разговаривать?

Тетя с удивлением смотрит в мою сторону:

– Ничего, – отвечает она и выходит из комнаты.

Я больше не могу сдерживаться. Встаю, накидываю на плечи поверх ночной рубашки свитер, влезаю в тапочки и выхожу через заднюю дверь.

Я иду по Главной улице к скалам. Всегда любила стоять на вершине одной из них – той, с которой можно было смотреть вдаль.

Но сегодня была одна темнота. Темнота и покой, как на краю света. Я передвигаю ноги, пока кончики тапок не начинают висеть над краем. Из-под ног вылетает несколько камней и я не слышу, как они падают в воду. Их падение будет продолжаться вечно.

Вместо этого у меня в голове звучит голос Рива на осеннем балу: «Большое яблоко». Этот голос раздается снова и снова, как эхо.

Я сжимаю кулаки и пытаюсь прогнать из головы мысли о том, что сейчас произойдет. Но это не работает. Никогда не работало.

Как и в тот раз, когда Ренни упала с вершины пирамиды.

И когда замки на всех шкафчиках вдруг разом открылись.

Со мной явно не все в порядке. Я чувствую себя сломанной.

Облако перестало закрывать луну, как будто поднялся театральный занавес. Ее свет отразился на поверхности мокрых скал, и все вокруг заблестело. Впереди виднеется узкий проход между скалами, ведущий вниз. Я иду до самого края тропинки и опускаю взгляд. Далеко внизу волны с шумом разбиваются о камни, поднимая в воздух снопы брызг.

Еще один шаг, один шаг, и все кончится.

Все, что наделала я и что сделали со мной, смоют волны.

Неожиданно порывом ветра меня толкает почти к самому краю. Я падаю на колени и ползу назад.

Меня не отпускает лишь одно – Рив.

Я люблю его, несмотря на все, что он мне сделал, и не знаю, как избавиться от этой любви. Но самое печальное – я не знаю, хочу ли этого.

Через неделю

Когда утреннее солнце врывается в мою комнату сквозь окно, что-то подсказывает мне встать с кровати, а не перевернуться на другой бок лицом к стене, как делала всю эту неделю. Я знала, что мне все равно придется когда-нибудь пойти в школу, но не находила в себе достаточно сил и оставалась в кровати.

Сегодня, сама не знаю почему, что-то изменилось. Какое-то предчувствие, что мне обязательно нужно там быть.

Я причесываюсь, надеваю вельветовую толстовку, юбку на пуговицах и вязаный кардиган. Нервничаю из-за того, что увижу Рива, из-за того, что снова произойдет что-то плохое. А еще я пропустила столько занятий и даже не притрагивалась к домашним заданиям. Учебники и тетради так и лежат в застегнутом на молнию рюкзаке в углу комнаты. Я поднимаю его за одну лямку и перекидываю через плечо. Меня не волнует, как буду наверстывать пропущенное, что-нибудь придумаю.

Берусь за дверную ручку и пытаюсь ее повернуть, но та не двигается.

В нашем доме такое случается, особенно летом, когда древесина разбухает от влаги. Дверь и замок с большой стеклянной ручкой на медной пластине с замочной скважиной старинные, таких больше не купишь.

Обычно достаточно слегка покачать ручку из стороны в сторону, чтобы замок поддался. Я пытаюсь сделать это, но по-прежнему без результата.

Тетя Бэтт? – кричу я. – Тетя Бэтт! – И снова пытаюсь открыть дверь, тряся ее изо всех сил. Меня начинает охватывать паника.

– Тетя Бэтт! Помоги мне!

Наконец я слышу ее шаги на лестнице.

– Что-то случилось с дверью! Она не открывается! – кричу я и снова кручу ручку, чтобы она сама это увидела. По ту сторону двери – тишина. Тогда я опускаюсь на колени и смотрю в замочную скважину: мне надо знать, что она все еще там. Она там. Я вижу ее мятую коричневую юбку. – Тетя Бэтт, пожалуйста!

В конце концов, она начинает шевелиться. Слышу, как тетя Бэтт сражается с дверью, а затем распахивает ее настежь.

– Слава богу, – говорю я с облегчением и только собираюсь выйти, как замечаю на полу что-то странное, похожее на белый песок или мел. Слева оно образует тонкую, идеально прямую линию, затоптанную перед дверью следами тети Бэтт.

Это что еще такое?

Я собираюсь нагнуться и потрогать, но почему-то боюсь.

Тетя Бэтт вечно занимается какими-то странными вещами: то окуривает себя дымом, то смотрит в магический кристалл, то пропускает сквозь себя какие-то энергии. Из всех поездок она привозит множество брелоков и амулетов. Я прекрасно знаю, что все это не представляет никакой опасности, но все равно показываю пальцем на мел и спрашиваю:

– Что это?

Тетя Бэтт с виноватым видом отвечает:

– Ничего особенного. Я… я потом это уберу. – Киваю, дескать, все в порядке, и обхожу ее.

– Вернусь через несколько часов.

– Постой, – говорит она встревожено, – куда ты собралась?

– В школу, – вздыхаю я.

Слабым дрожащим голосом она мямлит:

– Лучше бы тебе остаться дома.

Отлично. Неделя была для меня не слишком простой, я это осознаю. Я бесцельно слонялась по дому и все время плакала. Но с тетей Бэтт ничего подобного не происходило. Она мало спала, бродила и вздыхала про себя. На улицу тоже не выходила и почти не рисовала, что меня больше всего беспокоило. Когда тетя Бэтт пишет картины, она счастлива. Будет лучше, если я всего на день оставлю ее, – так мы хотя бы немного отдохнем друг от друга.