Евгений Алёхин - Рутина

– Унылая вечеринка. Вынужден откланяться.

Мы по разу высказали возражение, но он сказал, что принял решение поработать сегодня. Мы смотрели, как он выходит из зала, я взял его стакан и стал допивать. Михаил Енотов взял второй. Питич покачал головой – он вообще недолюбливал Зоберна – и сказал:

– Ч-че это он? Лучше бы я Свята из Марьино взял.

Зоберну надо было оберегать свой талант, чтобы через десять лет дебютировать с идеальным первым романом, лучшим в нашем поколении, книгой с нескромным названием «Автобиография Иисуса Христа». Он планировал карьеру великого писателя, мы же были бродягами, панками. Нам просто нравилось пить плохое пиво.

В ларьке возле общаги я купил еще полторашку. Поднялся к себе – Михаил Енотов уже готовился ко сну. Сигита сегодня была у мамы.

– Будешь? – спросил я.

– Не, я уже спать.

Меня почему-то это очень обидело.

– У Зоберна взяли рассказ в «Эсквайр», ты представляешь себе?

– У него там знакомые?

– Нет, он просто взял и отнес туда рассказ. Сказал им, что его книга вышла в Нидерландах и что он скоро станет новым Пелевиным.

– Так попробуй и ты отнеси. Не думаю, что ты намного хуже.

Не помню точно, что случилось со мной, но я разозлился на Михаила Енотова. Мы начали бороться. Он в пижаме, а я – еще в куртке и шапке. Потом я ударил его в грудь с криком:

– Я обезьяна!

В ответ он пнул меня по яйцам. Но несильно. Я отвалил, пошел умыться, потом вернулся в комнату. Постоял посреди нее, потом начал раздеваться ко сну.

– Спокойной ночи, – сказал я, укладываясь. Он ничего не ответил. – Извини меня. Я просто борец. Я сильная обезьяна.

Утром я убирал постель, а Михаил Енотов сказал, задумчиво глядя на лимузины под окном:

– Думаю, пришло время съехать с твоей комнаты.

На всякий случай, чтобы он действительно не съехал, я решил бросить пить. Пора, подумал я.

Боялся, что мне будет очень сложно перестать бухать, но только первые пару недель уходил к себе, когда намечалась пьянка. Скоро я уже спокойно мог присутствовать при возлияниях, пил чай или минералку и как будто пьянел вместе со всеми. В голове приятно прояснилось, появилось желание делать утреннюю зарядку. Пару раз я даже сходил на тренировку по каратэ (мой одногруппник был тренером и предложил заниматься у него бесплатно). Сигита продолжала пить, если приезжала в общагу, но все-таки в такие холода предпочитала проводить время у мамы. Чаще я приезжал к ней, чтобы выгулять собаку, переночевать, спокойно почитать, попридумывать сценарии, которые мы никогда не напишем.

Я продолжал писать учебные задания. По субботам мы читали их вслух. Наш мастер Бородянский прикрывал глаза, когда слушал, чтобы не пропустить ни одного слова и визуализировать картинку. Второй мастер Ольга Валентиновна тоже была начеку, делала пометки ручкой. Бородянский давал советы более глобальные, Ольга Валентиновна помогала как опытный редактор. У меня было несколько работ, которые они высоко оценили: немой этюд, разговорный этюд, короткометражка, экранизация рассказа Шукшина «Стенька Разин». Некоторые задания я вообще не выполнил или бросил на середине. Я выбил себе разрешение писать полнометражный сценарий раньше времени, но и его бросил. После первого нашего сценария с Сигитой, который все расхвалили, но никто не поставил, меня охватывала тоска от этой схематичной записи: интерьер или натура, время действия, ремарка, имя героя, диалог. Никакой лирики, никаких мыслей.

– Вы должны поверить в структуру, Женя, – говорила Ольга Валентиновна. Но все во мне восставало против. Не хотелось верить в правила драматургии, в то, что фильмы и жизни подчинены каким-то дурацким законам.

На Новый год трезвый слонялся от комнаты через коридор до кухни, где был накрыт стол, смотрел на пьяных студентов-товарищей и грустно наслаждался своим состоянием. Надо бросать учебу, думал я. В этом году я ее брошу. Сценаристом становиться я не хочу, выход один: жить, работать кем получится и понемногу писать, накапливая капитал случайных строк и открытий.

От трезвости писать больше или лучше я не стал, зато скопились деньги на поездку в Казань в гости к семье Михаила Енотова. Я поехал туда на каникулах после сессии. Без Сигиты – она сказала, что за это время постарается написать пару серий и заработать для нас денег. Нарисовался какой-то сомнительный продюсер, и они разрабатывали сериал про адвоката в девятнадцатом веке.

У Михаила Енотова знакомый работал в клубе «Маяковский. Желтая кофта», и он предложил выступить там группе ночные грузчики . Саму музыку этот знакомый даже не послушал. Просто почему-то оказалась свободная дата – День святого Валентина. Что нам надо по райдеру? – спросил знакомый. Михаил Енотов тоже устроил себе разгрузку от алкоголя, поэтому первый в нашей жизни райдер был такой: четыре бутылки «Баварии» (она оказалась вкуснее «Балтики») нулевой и упаковка мармеладок «Харибо» со вкусом кока-колы. Но когда мы пришли в клуб в назначенный день и время, не обнаружили в гримерке ни пива, ни мармеладок.

– Ну я так и знал, – сказал я. – Зачем он тогда спрашивал?

– Может, решил, что это шутка.

Мы сами сходили за своим райдером, а когда вернулись, охранник не хотел нас пускать.

– Это безалкогольное пиво, – сказал я. – Его не подают на баре. И мы сегодня выступаем.

Михаил Енотов позвонил знакомому, он забрал у нас из рук пакет с бутылками и провел через охрану.

Нам представили звукорежиссера, и мы пошли настраивать звук. Минус звучал очень плохо, голос ненамного лучше.

– Вы как это сводили вообще? – спросил звукорежиссер.

В зале уже были люди, они ели и выпивали. Парочки целовались, праздновали, кормили друг друга с вилки, вытирали друг друга салфетками.

Концерт в этот день не был никак обозначен, не говоря уже о попытках привлечь целевую аудиторию. Вход, естественно, был свободный. Когда мы чекались, кто-то из людей крикнул:

– Включите нормальную музыку!

– У нас отличная музыка, – неловко огрызнулся я в микрофон.

– Давай, читай, не отвлекайся, – сказал звукорежиссер.

Я отвернулся от зала в сторону кулис и продолжил бубнить свои стишата.

Когда мы выступали, на танцполе было два человека: единственный фанат «ночных грузчиков» в Казани Евгений Запылкин и родной брат Михаила Енотова Кирилл Маевский – восемнадцатилетние парни.

– Приятного аппетита, уважаемые влюбленные, – сказал я, и мы начали.

Вдали прямо напротив сцены сидел за столиком отец Михаила Енотова, интеллигентного вида моложавый очкастый клерк. С ним были какие-то подруги семьи, они наворачивали мясцо, выпивали водку и поглядывали, как мы нерешительно топчемся по сцене и произносим текст: