Игорь Шестков - Покажи мне дорогу в ад

— Подойди ко мне, Генри.

Я подхожу к ней, хотя мне жутко и неприятно, хочется убежать.

— Дай мне твою левую руку.

Я даю ей руку и она крепко сжимает ее свой правой рукой. И тянет меня к себе. Раскрывает бедра и сует мою руку себе во влагалище.

— Иди ко мне, Генри. Там никто не обидит тебя. Иди в меня.

Вслед за рукой я весь… непонятно как… попадаю во влагалище матери, похожее на живой готический свод. Розовый, пульсирующий.

И вот… я уже не во влагалище, а в пещере. В той, в Скале дьявола. Я выхожу из пещеры и натыкаюсь на Алана. В руке у него револьвер, он целится мне в лоб. Кузен Ипполит яростно кричит «три»! Пуля медленно вылетает из дула кольта. И ввертывается мне в лоб как шуруп. Я падаю на красную сухую землю долины с трилитами и дольменами.

Утром, после скудного тюремного завтрака меня освободили. Очаровательно!

Комиссар Леперье зашел ко мне в камеру, покивал головой, кисло улыбнулся и сказал несколько коротких фраз: «Извините, я кажется, ошибся. Вы свободны. Вы оказались неплохим пророком. Это подозрительно, но не наказуемо. Прошу вас, однако, не покидать наш регион в течение двух недель. Возможно, мне потребуется ваш совет или помощь. Больше пока ничего сообщить не могу. Вы все узнаете из газет».

Оказывается, прошедшей ночью случилось еще одно массовое убийство. На сей раз — в спиритическом салоне госпожи Лидии Клех.

Уборщица пришла как обычно в салон убираться в восемь часов утра. Открыла двери своим ключом и обнаружила в зале для сеансов семь мертвецов, сидящих вокруг овального стола. С оторванными головами на коленях.

Мертва была и хозяйка салона, Лидия, и ее помощница, госпожа Марта, и медиум — простая французская девушка-швея, и еще четыре дамы высшего света, любительницы столоверчения, эктоплазмы и разговоров с умершими.

Агнессы среди них не было. Но один стул, на котором сидела восьмая участница сеанса, был пуст. Кем была эта восьмая — не покладая рук разбиралась полиция. Забегая вперед, замечу, что так и не разобралась. Внутренний голос сразу шепнул мне — это была Агнесса. И все эти «оторванные головы» имеют какое-то отношение не только к ней, но и к тетушке Агате, с которой Агнесса, не знаю как, вошла в контакт, лежа в гробу на ее костях. Дурацкая гипотеза! Но ничего другого мне в голову не приходило, как я ни морщил лоб.

Принял дома ванну с розовыми лепестками. Какое блаженство!

Позвонил Ипполиту. Подошел Мартин и сказал мне, что мой кузен поехал жаловаться герцогу на произвол французской полиции. Ему якобы нахамили и украли его дорогой перстень, подарок князя Станислава. Известие это меня развеселило, отвлекло от мыслей об оторванных головах. Я представил себе как прожжённая лиса герцог успокаивает «улана» Ипполита и теребит его за бакенбарды.

Поехал к родителям, чтобы рассказать им про свои приключения.

После пяти минут разговора о моих делах заметил, что интерес их заметно уменьшился, а потом и совсем сошел на нет. Отец задремал, а мать взяла в руки какой-то женский журнал и тихонько листала его.

Мои родители кажется уже окуклились в своем старческом эгоизме. Письмо неизвестного доброжелателя с непристойными фотографиями моей невесты пробило неделю назад в этом коконе дырку. Но рана уже затянулась. И даже шрама после себя не оставила.

После обильного скучного обеда (ненавижу вареную рыбу с лимонным соусом), я привел мать за руку в библиотеку и попросил ее показать мне фамильную летопись ее семьи. Надеялся, что узнаю что-то особенное о тетушке Агате.

Мама не сразу поняла, что я от нее хочу, а потом, по своему обыкновению, начала юлить:

— Ах, я не знаю, где лежат эти противные старые книги. Вероятно, они пошли на растопку камина в ту холодную военную зиму. Я видела их последний раз лет сорок назад. Еще была жива бабушка Шарлотта. Она не любила вспоминать старшую ее почти на четверть века сестру. Говорила, что Агата «продала душу дьяволу». Я конечно не верю во все эти глупости. Тетушка Агата умерла когда я еще не родилась… говорили, от туберкулеза. Посмотри, вон на той полке, да, наверху… Может быть, что-нибудь и найдешь. А я посижу на террасе, там так легко дышится. И розы в этом году так дружно цветут. Эти, новые, баккара.

Долго листал толстые пожелтевшие листы семейной хроники.

Нашел что-то вроде Записок тетушки Агаты. Восемнадцать рукописных страниц текста, написанного витиеватым языком восемнадцатого века. Как такое возможно? Тетушка умерла в сороковых годах.

Писала она в основном о погоде, семейных делах и спиритических экспериментах барона Шренка. Пролетел по диагонали. Обычная эзотерическая дребедень.

Ага… тут записи разговоров тетушки с якобы воскресшим из мертвых графом Сен-Жерменом, который будто бы поделился с ней секретом эликсира бессмертия. Это уже кое-что. Зашифрованная формула эликсира… придется поломать голову.

Записи на двух предпоследних страницах было трудно читать. Это был страстный монолог чрезвычайно экзальтированной женщины, доведшей себя до белой горячки всевозможными оккультными штучками. Тетушка Агата яростно заклинала «существа, стремящиеся к пробуждению».

А на последней странице предложения и слова отсутствовали. Тетушка Агата нарисовала красными чернилами картинку… полную каких-то зловещих знаков, вроде масонских или алхимических. Некоторые из этих знаков напомнили мне трилиты и дольмены из моего сна. Да, да, и два лежащих скелета тоже были тут. И похожие на терриконы горы. Обнаженная женщина в фате из листьев…

Дерево с горящими ветками.

Погодите, а кто этот человек в лаковых туфлях, тройке и котелке, читающий газету?

Что все это значит?

Вечером, в «Мельбурне», прихлебывая Кампари с сладким вермутом, поведал кузену Ипполиту про записки тетушки, разговор с Сен-Жерменом и рисунок с человеком в котелке.

Довольный Ипполит (перстень с топазом ему после ходатайства герцога вернули, за обвинение в убийстве — извинились) заметил, заинтересованно глядя на севшую рядом с ним красавицу с открытой грудью и короткими синими волосами:

— А черт бы побрал твою тетушку вместе с Сен-Жерменом. Надоела мне вся эта чертовщина. Не хочу даже думать об этом! Разбирайся сам в своем дерьме!

— Идея с склепом была твоя, мой хороший! Если бы не ты, то я возможно уже помирился бы с Агнессой, и мы бы валялись на пляже где-нибудь на Кикладах и занимались активным продолжением рода.

— Мало тебя помучили на «конгрессе». Она же разорвала помолвку! Забыл аквариум? Сам заскулил, разнылся, а теперь валишь вину на меня. Мой план был хорош. Восстановили бы честь семьи и проучили чертовку. А ты вмешался, потому что слюнтяй и хлюпик. Пожалел вздорную бабу… Если бы она провела там не час, а двадцать четыре часа, как было по плану, то… все было бы справедливо и правильно. А так… сам, сам расхлебывай!