Мария Метлицкая - Стоянка поезда всего минута

Но скоро грусть прошла, и все принялись обсуждать обалденную , по словам Галочки, новость. Все были возбуждены – еще бы, такие события! А дальше начались переживания из-за района – уезжать из центра никому не хотелось. Но что поделать, новые дома строят только в отдаленных, так называемых спальных, районах. И все опять погрустнели – ну вот, столько мечтали и дождались, а радости нет. Как странно устроен человек, очень странно.

– Хорош нюниться! – прихлопнув ладонью по столу, гаркнула Клавдия и затянула песню. Да так громко, что от неожиданности все вздрогнули. Голос у нее оказался красивым и сильным. Песни она пела неизвестные, деревенские, затяжные, печальные, жалостливые, и все про тоску и любовь. Не стесняясь, женщины смахивали слезы. Печали хватало у всех.

Напевшись, Клавдия ушла укладывать «обормотов». Соседки принялись за посуду и, делясь впечатлениями, убирали со стола. Искренне радовались за Гусю и за ее предстоящую поездку – молодец заведующая, выбила профсоюзную да почти даром!

Уставшая Гуся легла в постель и, вытянув гудевшие ноги, счастливо улыбнулась – как хорошо прошел юбилей! Такие чудесные дни рождения у нее были только в далеком детстве. А сколько ошеломительных новостей – у нее будет отдельная, собственная квартира! Разве она могла об этом мечтать? Да и бог с ним, с районом, зато тишина и покой. Только вот на работу будет ездить далеко. Но что поделать – в самом хорошем всегда есть доля плохого. Но пока не о квартире – впереди отпуск! И море, море! Как она любит море и как давно там не была!

И снова вспомнилась поездка с мужем, и полились слезы, слезы без остановки. Как тогда они были счастливы! И казалось, что все еще впереди.

Собирали ее всей квартирой – увидев Гусин старый купальник, женщины раскудахтались. Молчала одна Нина Васильевна. Круто развернувшись на непременных каблуках, она исчезла в своей комнате.

Все удивленно переглянулись.

Минут через десять услышали крик:

– А ну-ка! Сюда, милые дамы!

Гуськом, на цыпочках, осторожно зашли. Ах, как же красиво было у Ниночки: темный гарнитур, белые шторы, синие обои и светлый ковер! Ниночка была безупречна во всем. Говорили, что в молодости ее рвали на части – звали и манекенщицей в Дом моделей, и даже в кино. Но гордая Нина от всего отказалась, проработала всю жизнь в бухгалтерии автомобильного завода. Со смехом говорила: «Я очень люблю цифры. По крайней мере, с ними без сантиментов! Математика – наука точная, а я люблю точность!»

Почему умница и красавица Ниночка так и не вышла замуж? Наверняка поклонников было море. Говорила, что не хотела. Ей и верили, и не верили. Но одно было понятно – когда-то Нина Васильевна пережила огромную драму. Модные вещи ей присылала сестра, живущая в Польше.

– Смотри, Ирка! – Нина Васильевна бросила на кровать какие-то тряпки. – Ну что застыла? Давай, не стесняйся!

Женщины загомонили. А как же, всем интересно.

Купальник ярко-бирюзового цвета, сарафан в белых ромашках, платье с открытой спиной, тоненькое, полупрозрачное, нежно-зеленое. И шляпа – огромные поля, украшенные разноцветными шариками, косички из цветных ниток, золотистая соломка. Не шляпа – мечта.

Гуся отчаянно сопротивлялась.

– Нет и нет, даже мерить не буду, не уговаривайте! У меня все есть, а чего нет – куплю!

– Где? – рассмеялась Нина. – Где ты купишь? Может быть, в ЦУМе или в соседней галантерее? Все, Ирка, не выпендривайся, времени нет! Быстро меряй и до свидания. И вообще – ты у нас невеста на выданье! И выглядеть надо соответственно, усекла?

Пришлось примерить. Все пришлось впору. Ниночка, несмотря на свои пятьдесят три, была стройной, как девушка.

Гуся поняла, что связываться с тетками смысла нет, накинутся и заклюют. Поблагодарила, взяла вещи и ушла к себе. В чемодан их не положила – в своих перебьюсь! Да и какая там невеста, какое «на выданье»? Просто смешно.

В провожатые вызвался верный Семенов, с раннего утра как всегда подшофе. Сопротивлялась, но все бесполезно – от Семенова просто так не отвяжешься. Вспомнила Яськино: «Соглашательница ты моя, невозражательница! Короче, полная дура».

У нее была верхняя полка. «Ура! Заберусь и не слезу до самого моря!» Устроилась поудобнее и тут же уснула.

Впервые она ехала в путешествие одна. Заячья душа, трусиха! Но не на луну же, правда?

Курортный городок встретил духотой и влажностью – сразу прилипло и платье, и нижнее белье. Вновь прибывших встречал санаторный автобус. Обмахиваясь газетой, Гуся устроилась у окна, повезло – рассмотрит окрестности.

Набрав людей, автобусик медленно, вперевалочку тронулся в путь. Пейзаж за окном был южным, но довольно тоскливым – степь с колыхающимся ковылем, пересохшие и обмелевшие ручейки, рыжие кустарники колючек. И пыль, пыль, пыль… Пыль летела в окна, оседала на посеревших шторках, забивалась в нос и глаза.

Санаторий, обычное здание советской эпохи, как сказала бы Ниночка, был бедненьким, но чистеньким. Да и сам номер – узкая пружинная кровать, видавшая виды прикроватная тумбочка, металлическая настольная лампа, на столике графин с помутневшей водой и два мутноватых стакана – все было печальным и даже тоскливым. Но не для Гуси – нет! Она была счастлива. Приняв душ – ржавая вода текла жалкой струйкой, – переоделась и побежала на море.

Что может сравниться с морем? Горы, лес, поля и луга? Нет уж, увольте. С морем ничто не сравнимо!

Гуся плескалась у берега и задыхалась от счастья.

И потекли дни, одинаковые, однообразные, похожие как две капли воды друг на друга – ранние завтраки, водные процедуры, массаж и лечебная гимнастика, пляж, обед, дневной сон. Впрочем, Гуся его игнорировала и снова шла на пляж. Вечером ужин и кинозал. Кино привозили старое, сто раз просмотренное, в зале было душно, приходилось настежь распахивать двери. Не выдержав, Гуся снова бежала на море. Узкая набережная пахла карамелью, цветами, сладкой ватой, жареными семечками, кукурузой, кофе, душистым табаком и жарким югом.

Чинно прогуливаясь, ели мороженое семейные парочки, дети канючили газировку и сладкую вату. Молодежь знакомилась и, бурно общаясь, двигалась в сторону танцплощадок. Влюбленные искали уединения.

Таких, как Гуся, одиноких дам среднего возраста, было немного. Но и те находили приятельниц и развлечения. Только она ни в ком не нуждалась, наслаждаясь своим одиночеством.

Пару раз поймала на себе мужской взгляд и усмехнулась: да уж, женишки еще те: дедулька лет семидесяти с козлиной бородкой клинышком, опирающийся на палочку, и яркий кавказец с блестящими усами. Правда, кавказец, скользнув по ней взглядом и цокнув языком, тут же переключился на других.

Загоревшая, бодрая, набравшаяся сил, Гуся была счастлива. Ей все нравилось – и кисловатые сырники на завтрак, и жидкий суп на обед, и белесые, безвкусные сосиски на ужин, и неудобная скрипучая кровать, и ночная духота, пахнувшая водорослями. И неудобные, жесткие деревянные пляжные лежаки. Даже назойливые мухи ее не раздражали. Подумаешь!