Клэр Пули - Правдивая история [litres]

Иногда она думала: а жив ли Джулиан? Она так долго ничего о нем не слышала. Но гордость мешала ей посмотреть в Интернете или поискать кого-нибудь, кто может знать, где он и что с ним. В любом случае, если бы он умер, ей сообщили бы как ближайшей родственнице, так ведь?

Она быстро прочла истории из тетради, следующие за историей Джулиана, не в состоянии нормально сосредоточиться, пытаясь – безуспешно – не выносить поверхностных суждений.

Моника – постарайся чаще расслабляться.

Хазард – ты храбрец, продолжай бороться со своими демонами.

Райли – милое дитя, надеюсь, ты найдешь свою девушку.

Алиса – ты понятия не имеешь, какое это счастье – иметь ребенка.

Оставалась только одна история. Короткая. Вероятно, ее написал человек, отправивший ей эту тетрадь. Почерк был беззастенчиво крупный, с множеством закорючек, и в букве «о» слова «любовь» был пририсован смайлик.

Дорогая Мэри!

Меня зовут Лиззи Грин. Вот правда обо мне: я ужасно любопытная. Некоторые могут сказать – пронырливая. Я люблю людей – их причуды, их достоинства, их тайны. Вот так я нашла Вас. Вы вовсе не умерли, а живете в Льюисе.

Вот еще что Вы должны обо мне знать: я ненавижу обман. Пока человек честен в отношении меня или себя самого, я буду изо всех сил защищать его. А Джулиан, как Вы знаете, не был честным.

Если и существует одна вещь, которой должна достичь «Правдивая история», так это сделать его создателя более правдивым.

Вот почему я и послала Вам эту тетрадь и почему сообщаю Вам, что Джулиан проводит арт-класс в кафе «У Моники» каждый понедельник в семь часов вечера.

С любовью,

Как можно было при виде ее прийти в ужас и одновременно страшно обрадоваться ее появлению? В нем кипели противоречивые эмоции, как два цвета в лавовой лампе. Она изменилась – конечно изменилась, – ведь прошло пятнадцать лет. Ее лицо увяло – немного. Но она осталась прямой, высокой и сильной, как серебристая березка, и вся светилась.

Неужели она всегда была такой, и он просто не замечал, или она стала такой, после того как ушла от него? И потом пришло тревожное понимание: наверное, это он уничтожил его – это внутреннее свечение. Именно оно всегда притягивало его к Мэри, но он потушил этот свет.

Он вспомнил, как в первый раз увидел ее в кафетерии больницы Святого Стефана. Потеряв ключи от дома, он влезал в коттедж по стене и сломал палец на ноге. Он услышал, как одна из акушерок позвала ее по имени – Мэри. Он не мог оторвать от нее глаз и нарисовал ее портрет на страничке блокнота для зарисовок, который всегда носил с собой, написал на обратной стороне приглашение на обед, вырвал листок и, ковыляя мимо, положил на ее поднос.

– Здравствуй, Мэри, – произнес он теперь, – я скучал по тебе.

Четыре слова, не дающие ни малейшего представления о пятнадцати годах сожалений и одиночества.

– Ты меня убил, – откликнулась она.

– Твой уход убил меня , – схватившись за ближайший стул для опоры, возразил он.

– Зачем вы лгали, Джулиан? – спросила Моника.

На этот раз очень деликатно. Мэри опередила его с ответом:

– Он лишь хотел, чтобы его любили. Все, чего он хотел, – это чтобы люди его любили. Понимаете… – Она замолчала, подыскивая нужные слова; в кафе слышался лишь приглушенный шум машин, катящихся по Фулхэм-роуд. – Если бы правда состояла не в том, каким он хотел себя видеть, он изменил бы ее. Это как добавить немного цвета к картине, чтобы скрыть несовершенства. Разве я не права, Джулиан?

– Да, хотя и не совсем, Мэри, – сказал он, потом замолчал, ловя ртом воздухом, как рыба, выброшенная на берег.

– Продолжайте, Джулиан, – потребовала Моника.

– Пожалуй, мне было легче поверить, что ты умерла, чем постоянно напоминать себе, что я оттолкнул тебя. Все эти женщины, вся эта ложь. Прости меня, прости меня, пожалуйста.

– Знаешь, дело не только в женщинах, Джулиан. Я к этому привыкла. А в том, что ты заставлял меня чувствовать себя такой ничтожной. У тебя такая энергия. Ты как солнце. Когда тебя кто-то интересует, ты обращаешь свои лучи на этого человека, и он купается в твоем тепле. Но потом ты поворачиваешься к кому-то другому, оставляя в тени того человека, и он тратит всю свою энергию на оживление воспоминаний о тех лучах.

Джулиан не решался взглянуть на Монику, своего нового друга, которого он подвел, как подводил в своей жизни многих людей.

– Я не хотел обидеть тебя, Мэри. Я любил тебя. И до сих пор люблю. Когда ты ушла, мой мир рухнул.

– Вот почему я здесь. Я прочла твою историю в этой тетради. – (Он впервые заметил, что она держит в руке «Правдивую историю». Как она к ней попала?) – Я тогда думала, что ты едва заметишь мое отсутствие, что мое место займет одна из тех девиц. Я понятия не имела, что для тебя это будет настолько тяжело. Я злилась на тебя, но совсем не хотела, чтобы ты страдал. – Она подошла к нему, положила тетрадь на стол и взяла обе его руки в свои. – Садись, старый дурачок, – сказала она.

И оба они сели за стол. Моника принесла им бутылку «Бейлиса» и рюмки.

– Знаешь, я больше не пью его, – сказала Мэри. – Слишком много воспоминаний. К тому же он гадкий на вкус. Не найдется ли у тебя красного вина, дорогой?

– Не беспокойся, Моника, я постараюсь обменять бутылки «Бейлиса», – вмешался Райли, словно это имело значение.

– Джулиан, мы сейчас уйдем, чтобы оставить вас одних, – сказал Хазард.

Джулиан кивнул и рассеянно махнул рукой другим студентам, когда Хазард стал выпроваживать их. Остались только Моника и Райли, чтобы прибраться после вечеринки.

– Ты счастлива, Мэри? – спросил он, чувствуя, что действительно хочет этого.

– Очень, – ответила она. – Уйдя от тебя, я научилась быть солнцем для себя самой. Я встретила чудесного мужчину, вдовца Энтони. Мы живем в Суссексе.

Хорошо. Он, конечно, хотел, чтобы она была счастлива, но не очень .

– И у тебя тоже счастливый вид, – сказала она, – со всеми этими новыми друзьями. Просто не забывай хорошо с ними обращаться, и пусть тебя снова не уводит в сторону всякая чепуха.

К ним подошла Моника с бутылкой красного вина и двумя бокалами.

– Может быть, мне уже слишком поздно меняться, – чувствуя некоторую жалость к себе, произнес Джулиан.

– Никогда не бывает слишком поздно, Джулиан, – ответила Моника. – В конце концов, вам всего лишь семьдесят девять. У вас куча времени, чтобы хоть что-нибудь исправить.

– Семьдесят девять? – переспросила Мэри. – Моника, ему восемьдесят четыре!

«Правдивая история» была основана на лжи. Дружба Моники с Джулианом, в последнее время занимавшая большое место в ее жизни, была не тем, чем казалась. Какую еще ложь насочинял Джулиан? А она потратила не один час на подготовку вечера памяти кого-то, кто вовсе не умер.