Василий Ершов - Рассказы-1

Когда пришло время идти в медпункт, я был накручен очень хорошо. В голове билась мысль, что Сочи закрыты, Ставрополь закрыт, Краснодар не подходит запасным, потому что далеко, а тут к Анапе подходит фронт и скоро все закроется… а мест в гостинице нет… а черешня… А тут еще трасса на Минводы закрылась, работает градобой: спасая кавказские поля, лупят из зениток снарядами с йодистым серебром по грозовым тучам, стараясь вызвать дождь до того, как он превратится в град. А задержка идет, рабочее время тоже, и может не хватить до дому, придется где-то ночевать… а черешня…

Я прибежал в медпункт последним. Пожилая женщина-врач сидела в кабинете, мое задание лежало перед нею, ребята ушли на самолет.

Протянул руку доктору. В висках стучало… жара… влажность… Затаил дыхание на вдохе…

Женщина внимательно посмотрела на меня: — Командир, что-то у вас пульс частит.

— Да…это… насуетился. Сейчас пройдет.

— Знаете… давайте-ка я вам на всякий случай давление померю.

— Лучше уж сразу давайте дуну в трубочку, — вызывающе сказал я, — раз не верите.

— Да нет, — спокойно ответила она, — я знаю, что вы не с похмелья. Но все-таки давайте измерим. Я протянул руку. Сердце колотилось, аж подбрасывало всего. И правда… что-то не так со мною. В ноющих висках с писком продавливалась сквозь сосуды кровь.

Врач внимательно следила за показаниями манометра, потом долго считала пульс. — М-да… Сто восемьдесят на сто двадцать. И пульс сто сорок. Что с вами?

— Сколько?! — не поверил я. Внутри как будто что оборвалось: «Все… добегался…»

Она повторила. Помолчали.

— Странно… У вас раньше такое бывало? — Она заботливо посмотрела мне в глаза.

— Нет, никогда — честно признался я. — А что теперь делать?

— Сколько вам лет?

— Пятьдесят шесть. Пожилая женщина на минуту задумалась. Потом еще раз посмотрела мне в глаза и предложила: — Вот что. Я дам вам выпить вот эту таблетку… полтаблетки. Не думайте, это безвредно. Если честно — это аспирин. Выпейте и посидите здесь минут пять, потом снова измерим давление. Если оно понизится до ста пятидесяти — а я уверена, оно понизится, — я вас пропускаю. Даже так сделаем: вот, я ставлю штамп медосмотра вам в задание, я уверена, вы улетите. Посидите пять минут, успокойтесь. Что — проблемы с вылетом? Я выложил ей свои проблемы, увлекся, расписал с картинками… и как-то забыл про нудную боль в висках, и успокоился. Доктор слушала внимательно, задавала вопросы, и было видно, что она, пожилой человек, искренне интересуется моими проблемами, понимает их и сочувствует мне. Может, у нее самой сын или муж — летчики… впрочем, муж… он вряд ли уже летает, давно наверно на пенсии.

Я так увлекся, что чуть было не забыл, что мне же бегом… готовиться… лететь… Но тут заскочил второй пилот: — Василич! Топливо до Минвод… прогноз… — Увидел на столе аппарат для измерения

давления и осекся. — Что? Подскочило? Докторша махнула на него рукой: уходи, мол, не до тебя… Она боялась, что весь так тонко выстроенный ею механизм моей реабилитации рухнет от малейшего толчка извне. — Ну-ка, давайте… — она надела мне на руку рукав прибора. — Вот видите — сто пятьдесят на сто! Я же говорила! Все, подписываю. Не переживайте, командир, всякое бывает. Доброго пути вам… А таблетка — это так, для психологии. Плацебо, называется. Помогло же! Да погодите вы, не убегайте, распишитесь же! Крикнув на ходу «Спасибо!», я помчался на метео, в АДП, на самолет… Завертелась предполетная подготовка.

Потом был суматошный полет по узкому коридору трассы между грозами, горами и градобоем; штурман вертелся по кабине как бурундук на заборе, мотаясь от локатора к карте, второй пилот крутил штурвал; фиолетовые «чертики» статических разрядов вспыхивали на лобовых стеклах… Самолет трепало. Черешня кисла в багажниках.

Вдруг я вспомнил про пульс. Нащупал жилку на запястье, подсчитал по секундомеру: семьдесят два! Правильно, все осталось позади — и сердце в норму вошло.

Вот вам и психология доктора. Сверкали молнии. Грозовые вершины проплывали в сумерках справа и слева, подсвеченные сполохами разрядов.

Я взял в руку микрофон и спокойным голосом сообщил пассажирам: — Уважаемые пассажиры! Наш самолет занял заданный эшелон десять тысяч сто метров. — Сделал паузу и проникновенно добавил: — На борту у нас все в порядке. Они просто балдеют от этого спокойного тона.

В Интернете идет неторопливое обсуждение моей книги. Ребята, интересующиеся авиацией, обсасывают описанные в ней подробности техники пилотирования… и тут кто-то ставит вопрос: — Мне, может, показалось — Ершов упомянул о женщине-члене экипажа? Неуверенные ответы… кто-то что-то слышал: «есть женщины… летают…» Так вот, для тех, кто интересуется. Есть в мировой авиации Женщина-пилот. Она пролетала столько, что занесена в

Книгу рекордов Гиннесса. Никто в мире из женщин-пилотов столько не пролетал: далеко за двадцать тысяч часов. Я столько не пролетал. И из моих коллег-мужчин больше Нины Васильевны Литюшкиной пролетали очень, очень немногие.

Нина Васильевна летает сорок с лишним лет. Иные столько не живут. Она летала на Ан-2, была капитаном Ил-18, а теперь уже много лет летает вторым пилотом на самом сложном в технике пилотирования нашем лайнере Ту-154. Мы с Ниной Васильевной — друзья. Доводилось иногда и летать в одном экипаже. Как пилот-инструктор смею уверить: эта женщина — специалист, профессионал. Не в обиду, а из уважения сказал бы я, отмечая весь концентрат опыта, умения и надежности: настоящая воздушная волчица. Ну, такая у меня манера отмечать особо выдающихся, видавших виды пилотов, воздушных волков.

А по жизни — привлекательная женщина, с бровями вразлет. Родом из столицы Мордовии Саранска. Мечта о полетах и битва за осуществление этой мечты выковали характер… еще тот.

Ну, да в летчицы какая женщина попадала запросто… Щас! Кто через Маршала пробивался, кто через Гризодубову… Летать женщине нелегко. Одно дело — бортпроводницей; я в предыдущей книге описал их нелегкий, уважаемый мною труд. Но совсем другое дело — за штурвалом.

Все мы встречали на дорогах женщин за рулем. Обычно их видно издалека: управляемое женщиной транспортное средство влачится по проезжей части как-то так… что всем мешает. И реакция-то у нее не та, и глазомер, и решительности в управлении нет, и маневры какие-то размазанные…

Нет, не все женщины, конечно, так ведут себя в потоке движения, есть и среди них асы, умелые, решительные, с почерком… Но все же большинству женщин на транспорте место лучше там, где поменьше вариантов. Троллейбус, трамвай… Мама-вагоновожатый… ладно. А тут — пятнадцать километров в минуту, двести пятьдесят метров в секунду. И женщина спокойно решает задачи трехмерного движения.