Василий Ершов - Рассказы-2

— Сажайте пассажиров.

— Садим.

Сажали полтора часа. Потеряли 11 человек. Уже, было, думали, ошибка в бумагах, как подвезли из города этих пассажиров, потом багаж…

Запросили буксировку, поехали… и тут толпа пассажиров с Ил-86, прорвавшись сквозь проходную, побежала по перрону, по рулежке — и заняла середину ВПП.

И Караганда закрылась.

Раз нам плохо — пусть и всем будет плохо. Поровну. Долго же партия нас воспитывала. И — воспитала.

На полосу съехались автобусы, милиция, КГБ, секретари, холеные, в костюмах, еще какое-то начальство. Мотался на машине, руководитель полетов, нервно переговаривались диспетчеры и экипажи. Наивные доказывали, что — стартовое время, что им хватит взлететь с половины полосы, что томятся в самолете какие-то болгарские дети… Пошли косяком делегации экипажей, унижались, уговаривали экстремистов. На подходе висели пять бортов, выжигая топливо, ходили в зоне ожидания. Был дан запрет на прилет всем.

Кое-как уговорили экстремистов сойти с полосы, чтобы сесть пяти бортам. Машинка с рацией и динамиком стояла в толпе, и слышно было все переговоры. Стали садиться. Тут же заблажили пять бортов на запуск. РП закричал, чтоб не смели, потому что при любом движении на перроне экстремисты займут полосу, а еще два борта висят на кругу, у них уже не хватает топлива до запасного…

Севший Ту-154 молотил за нашим хвостом, мы ему мешали зарулить. Подбежали техники, попросили запустить двигатель и зарулить на стоянку. Э-э, нет: там нас так потом запрут, что вырулим последними. Давай буксир. Кое-как нас отбуксировали за угол вокзала и поставили носом к рулежке, чтоб мы смогли сами вырулить.

Часа через два или три наши пассажиры зашумели. Голодные. Я принял решение накормить людей на земле, и правильно сделал. Это их успокоило: чем стоять в тесном дворике аэропорта, лучше сыто дремать в кресле.

Переговоры с экстремистами увенчались успехом: их толпа поредела, стали сползать с полосы; тут же запустился борт с болгарскими детьми, за ним еще Як-40; они взлетали от той самой 1-й РД, где эта толпа бушевала: боялись от начала ВПП, и как оказалось, не напрасно боялись.

Дали запуск и нам. Это уже шел 14-й час работы. Порулили по 1-й РД, и тут, когда уже нос самолета выходил на полосу, какая-то безумная женщина выскочила из стоявшей на обочине толпы и бросилась мне под колеса. Задавил бы я ее как лягушку — многотонную машину сразу не остановишь — но помчались за ней мужики, грубо схватили — за шею, за руки, за груди, сбили с ног. Удержали…

До какой же степени можно довести мирного пассажира, что он кидается под такой же мирный самолет, как под танк!

Ну чем виноват командир Ил-86, что не смог заначить топливо, как я? И я чем виноват, что заначил? Он спит в гостинице. А я везу людей с шестью посадками, нарушая ради них все и вся.

Кто его знает, кто у нас сейчас в стране дураков прав, а кто нет.

Нам было уже все равно: рабочее время уже превышено, так какая разница. Путь домой один: с шестью посадками. Или сидеть в Караганде самим и мордовать пассажиров.

Мы их увезли. Мы плюнули на принципы.

В Барнауле долго не задержали, часа полтора. Сели дома в 12 ночи, долго ехали на машине домой, и я лег спать в 3 часа ночи, хлопнув полстакана водки, и проспал до полдвенадцатого дня.

Ночью в Норильск.

Да, долгий, долгий этот тяжкий август…»

Злоба дня… Что было, то было. Не один я пережил это. В те времена подобных примеров можно было найти предостаточно в любой отрасли. Но авиация, бывшая символом надежности, авиация, где, как сказал когда-то вождь, нет мелочей, стала рушиться именно в это безвременье. И именно тогда начало складываться бытующее и сейчас мнение, что наступает ее конец.

Да и попробуй-ка убедить неверующих в обратном. Нужны зримые примеры роста… а мы видим только катастрофы, смачно обсасываемые «по ящику».

Мы не замечаем, что аэрофлот, пережив буквально предсмертные судороги в середине 90-х годов, выжил.

Пришлось заменить так воспеваемых мною руководителей авиапредприятий, бывших летчиков, с их летным, советским менталитетом, новыми, молодыми, мыслящими по-другому, жесткими менеджерами. Они всматриваются в жизнь без идейных шор. Они знают, что риск, на который они идут, чреват не партийной ответственностью — нет. Ответить придется своим благососостоянием и судьбой своих детей. Но они пошли на этот риск, впряглись и потащили воз. Кто и сковырнулся в канаву, а кто таки вытянул.

Пришло время Хозяина. Слово «ничьё, наше» сменилось словом «моё». Хорошо это или плохо — спорить об этом все равно что спорить о том, жесток ли волк, пожирающий добычу. Он таков. И надо принимать жизнь как она есть: во всей откровенности борьбы за существование. Мир так жил и живет всегда. Но во всей биологичности конкурентной борьбы человечество сумело создать цивилизацию, в которой есть место и личностям, принимающим решения, и исполнителям. Есть место жесткому прагматизму, и есть место самой возвышенной романтике. Всегда, во все времена, во всех политических формациях, при диктаторах, царях, вождях и президентах, находились люди, стремящиеся в Полет.

В разумном сочетании стремления к высоким идеалам, движения своего дела, профессионализма и человечности с самой откровенной выгодой — мне видится будущее любого общества. Это естественный путь прогресса.

Так вот, в сентябре мы безопасность полета еще обеспечиваем. На остатках нервов. Со звоном. Катастрофы начинаются попозже.

Конечно, выполнять полеты в осенне-зимний период сложнее, чем в весенне-летний. Сложные погодные условия предъявляют повышенные требования и к профессиональным, и к волевым качествам экипажей. Однако, втянувшись, приспособившись к условиям, летчики вполне справляются с задачей и обеспечивают безопасность полетов зимой так же, как и летом.

Однако осенью, с резким уменьшением количества рейсов, начинает расслабляться та внутренняя пружина, что мобилизует остатки всех сил в ожидании уменьшения летних нагрузок. Кто-то, может, после лета даже уже успел сходить в отпуск, либо отсиделся на курсах повышения квалификации в учебном центре; кто-то, может, отдохнул на даче, да просто вошел в домашний режим, отоспавшись за неделю, — общее настроение можно выразить одним словом: «свалилось…»

Но опытные летчики знают: нельзя резко менять ни образ жизни, ни отношение к делу. Как ни звенят нервы, а остаточное, дежурное напряжение, невырабатываемый его остаток — должен присутствовать; в летном деле осенью особенно должна поджимать опаска: повнимательнее!

Да, легче. Количественно. Но тяжелее, сложнее — качественно. Первые заряды снега, первые блестки на полосе, обледенение в облаках, иней утром на крыле, туманы, низкая облачность, боковые ветра, экран от фар, слякоть, переохлажденный дождь — все это само по себе мешает работать; да еще накладываются наши, российские неувязки: как всегда не успевают закончить то ремонт полосы, то — системы посадки… Приходится в усложнившихся погодных условиях обязательно принимать во внимание, что там же полоса короче обычной, а там курсо-глиссадная система все еще не работает и минимум погоды гораздо выше, чем обычно.