Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

Внезапно открылась дверь, и Джульет вздрогнула. Взглянула на экран и обнаружила, что он пустой, потом на дверь и увидела Генри Кудлипа. Он потирал ладони и опять нацелил на нее пальцы, похожие на акулу.

– Так, Джульет. – Он лягнул дверь, захлопнув ее, прислонился к ней спиной, потом резко оттолкнулся. Она вскочила на ноги и тут же отругала себя за это. Надо было остаться сидеть, скрестив руки, с усмешкой, пока он ходил между дверью и книжным шкафом, потирая руки. Надо было ткнуть пальцем в пятна от пота, расползавшиеся на груди его розовой рубашки. Надо было…

– Слушай, мне надо поговорить с тобой.

– Верно.

– Боюсь, что это серьезно. Я разговаривал с лордом и леди Дауни насчет утреннего недоразумения.

У Джульет исчезла вся бравада, словно выпустили воздух из воздушного шарика. Теперь она не могла встретить его взгляд.

– В отделе будет реорганизация. Я полагаю, что это не является для тебя особым сюрпризом, но, к сожалению, мы с тобой должны поговорить о твоем будущем, моя дорогая. Лучше ты сядь.

– Да, – пробормотала Джульет и рухнула на стул. – Да-да, конечно.

Джульет пошевелила ногой сухие листья на церковных ступеньках. Откуда мертвая листва в мае? Она ускорила шаг, хотя туфли натирали ей пятки. У нее пересохло в горле. Ей хотелось поскорее оказаться дома, забиться в свою нору. Нечищеные зубы казались мохнатыми. Она почистит их первым делом, как только придет домой, так почистит, что кровь пойдет из десен.

– Наши дороги разошлись, – так назвал это Генри, словно это было их обоюдным решением. – Нам уже не интересно друг с другом, не так ли? Весьма печальный факт.

– Ты не слишком опечален, – сердито огрызнулась она. – Ты облапошиваешь меня, чтобы провести это через кадры? Ты сказал, что реструктурируешь отдел и моя должность становится лишней, и тут же предлагаешь мне работу с гораздо меньшей ставкой и понижением, поэтому я не могу ее принять…

– А ведь могла бы, моя дорогая, мне хотелось бы этого. – Генри разглядывал свои ногти. – Я несколько недель работал с менеджерами по персоналу, пытаясь разработать для тебя восхитительную программу…

– Генри, ты прекрасно знаешь, что она не восхитительная. Она оскорбительная. Ты хочешь, чтобы я согласилась на меньшее жалованье и сокращенный рабочий день, а сам передашь все, что было эффективным в моей работе, кому-то другому. Это чушь собачья. – Она смеялась над Джеммой, мамашей из школы, когда та долго негодовала, после того как в прошлом году с ней произошло то же самое. Даже спрашивала, не заболела ли та паранойей.

Джульет вспомнила это, проходя по пустому парку, и ее щеки запылали от стыда.

– Итак, ты отказываешься от этого предложения? – спросил Генри бесстрастным голосом, и его жирные щеки дрогнули от непонятных эмоций.

Джульет захохотала и всплеснула руками от возмущения; в ней снова бурлил гнев.

– Я не сказала этого. Я лишь сказала, что это не честно. Если бы я не пришла к тебе на выручку, когда речь шла о той чертовой раме, проблемы с работой появились бы сейчас у тебя.

– В том-то и дело, милая моя. – Генри прислонился к стене. – По-моему, ты забыла, что твоя работа – оценка и продажа викторианского и эдвардианского искусства. Ты должна была делать это, а не комментировать выбор рам или выбор покупателей.

– А что там с «Садом утрат и надежд»? – внезапно спросила Джульет. – Айронс купил эскиз, да? – Генри лишь прищурил глаз. – Он просто спрячет его в банковском хранилище в Женеве и будет ждать, когда на него вырастет цена. Неужели это не беспокоит тебя, Генри? Что эскиз к одному из величайших и утраченных шедевров британского искусства будет до скончания времен собирать метафорическую пыль в каком-нибудь бронированном подвале?

– Это. Их. Деньги, – Генри с улыбкой покачал головой. – Ты каждый день опаздываешь, ты абсолютно неорганизованная, ты неуклюжая и опрокидываешь предметы, а еще постоянно споришь со мной. И я бы не возражал против этого, если бы ты знала свою работу. Но клиенты не любят, когда им говорят, что они недостойны владеть какой-то картиной. – Джульет стала что-то возражать, но он поднял руку, словно вел аукцион: – Ты знаешь, о чем я говорю.

– Я сказала это только тому типу, который хотел повесить Лейтона в своей ванной комнате, потому что влажность испортила бы картину, – сказала Джульет и стиснула челюсть.

– Та картина стоила пятнадцать миллионов фунтов. Шейх Маджид аль-Касими был готов заплатить и двадцать, – сказал Генри. – Знаешь, какая это комиссия? Да пусть он хоть задницы своим скакунам подтирает этим Лейтоном…

– Это произведение искусства! – воскликнула Джульет. – Неужели тебя это не заботит?

– Меня заботит мое жалованье. – Генри Кудлип засмеялся. – Если он покупает картину, она становится его собственностью, и его дело, как он ею распорядится. В тот день ты стоила нам слишком дорого. И во многие другие дни тоже… Смотри, милая моя. Может, тебе имеет смысл пересесть в другую лодку? Пойти работать в музей, например. Вот галерея Уолкера набирает сотрудников, ты слышала?

– Генри, это работа популяризатора искусства. Там набирают группы шестнадцатилетних подростков, человек по тридцать, они тихо сидят, а ты рассказываешь им о какой-то картине.

– Ох, если тебе это не нравится, что ты скажешь насчет музея Фентиман? Я часто слышу, как Сэма Хэмилтона называют молодым Тёрком. У него свой, свежий взгляд на искусство. Может, такой молодой и динамичный…

Джульет не выдержала, ей надоело слушать этот треп.

– Сэм Хэмилтон мой ровесник. Мы учились вместе в колледже.

– О, неужели? – удивился Генри. – В общем, подумай насчет моего предложения, дорогая, подумай хорошенько.

– Мой адвокат свяжется с тобой, когда я ознакомлюсь с условиями, – сказала Джульет и в который раз мысленно поблагодарила того, кого надо благодарить, за то, что много лет назад Зейна получила специальность – трудовое законодательство. Она помогала Джульет и раньше, когда в «Даунис» пытались перевести ее пенсионные отчисления с текущей зарплаты на меньшую из-за двух отпусков по рождению ребенка, мотивируя это тем, что она долго не была на работе и ее трудовой стаж не может считаться непрерывным. Зейна тогда добилась справедливости.

Но теперь Джульет сомневалась, что даже Зейна сможет что-то сделать. С «Даунис» им не справиться. Богачи будут по-прежнему покупать у них произведения искусства, а Джульет ничего не остается, как принять смехотворное выходное пособие, предложенное ими, и выметаться. Конечно, она не сказала это Генри. Просто улыбнулась ему и вышла из офиса, громко хлопнув дверью, потом выскочила из здания и сбежала по ступенькам на майское солнце.