Джон Ирвинг - Сын цирка

Жизнь Фарука и Мартина снова оказалась в руках Раму. Они ехали в аэропорт и видели все детально — и мертвые тела животных вдоль дороги, и то, как они чудом не увеличивали число жертв среди пешеходов. И в этот раз доктор Дарувалла попытался переключить свое внимание и не видеть, как Раму ведет машину. Однако сейчас он сидел рядом с водителем, где, вдобавок, отсутствовал ремень безопасности. Мартин прислонился к задней части этого сиденья, свесив голову через плечо Фарука и закрывая собой зеркало заднего вида, однако Раму ни разу им не воспользовался — его совсем не волновало, что там сзади.

Джунагад был известен тем, что отсюда туристы посещали лес Гир с единственными местами обитания азиатского льва. Раму спросил доктора, видели ли они этот лес. Мартин Миллс захотел узнать, о чем они говорили на языке чинди и диалекте марагхи. Доктор одновременно пытался перевести ему слова Рамы и представлял себе, какая это длительная поездка. Миссионер выразил сожаление по поводу того, что они не увидели львов из леса Гир. Быть может, им удастся побывать там, когда они возвратятся, чтобы повидать детей. Доктор подозревал, что к тому времени цирк будет давать представление уже в другом городе.

Раму сообщил, что городской зоопарк имел несколько азиатских львов. Они могут и на львов взглянуть, и успеть на свой рейс в Раджкоте. Фарук мудро отклонил такую идею. Он знал, что любое отклонение от их маршрута заставит Раму прибавить скорость.

Оставалась дискуссия по творчеству Грэхема Грина, но она не настолько отвлекала внимание доктора, как он себе это представлял. Доктора совершенно не устраивала позиция иезуита, который предложил «интерпретацию с католической точки зрения» произведения «Суть дела». Она привела его в бешенство. Дарувалла высказал резкое сомнение по поводу того, что роман, даже целиком посвященный вопросам веры, такой как «Сила и слава», можно оценивать с использованием только «католических терминов». Доктор процитировал по памяти отрывок, который ему всегда нравился.

— «В детстве всегда имеется такой момент, когда открывается дверь и внутрь запускается будущее». Может быть, — кипел Фарук, — вы расскажете мне, что в этой фразе специально относится к католицизму?

Будущий священник переменил тему разговора.

— Давайте помолимся за то, чтобы дверь открылась и впустила будущее для наших детей в цирке! — предложил иезуит.

Какой же подлый ум у этого миссионера! Фарук больше не осмелился задавать вопросы о его матери. Даже вождение Раму не пугало его так, как возможность услышать еще одну историю о Вере. Фарука больше заинтересовали гомосексуальные наклонности брата-близнеца Дхара, поскольку они вплотную подводили его к загадке, были ли такие же наклонности у Джона Д? Доктор Дарувалла не чувствовал уверенности, сможет ли он заставить брата-близнеца говорить на такую тему, хотя ее легче обсудить с Мартином, чем с Джоном Д.

— Вы рассказывали, что влюбились в мужчину и что в конце концов ваши чувства к нему уменьшились, — решился он.

— Это верно, — сквозь зубы произнес будущий священник.

— Можете ли вы назвать какой-нибудь случай или конкретный эпизод, который бы это показал? Убедил вас в том, что пришел конец вашей страстной увлеченности. Что заставило вас поверить, что вы преодолели подобное искушение и можете стать священником? — Фарук задавал вопросы, зная, что они — всего лишь хождение вокруг да около. Однако с чего-то надо было начинать.

— Я увидел, как Христос переживал за меня, увидел, что Он меня никогда не покидал.

— Вы имеете в виду, что вам было видение?

— Что-то в этом роде, — загадочно ответил ему иезуит. — В это время мои отношения с Христом находились в весьма плачевном состоянии, поэтому я принял довольно циничное решение. Самое большое малодушие и неспособность к сопротивлению не сравнятся с таким пораженчеством, какое представляет собой фатализм. Стыдно признаться, однако я был полным фаталистом, — сказал Миллс.

— Так вы по-настоящему увидели Иисуса Христа, не так ли? — спросил его доктор.

— На самом деле это была только статуя Иисуса, — признался миссионер.

— Вы имеете в виду, что она была настоящей? — снова спросил Фарук.

— Разумеется, настоящей. Она стояла в самом конце автомобильной стоянки в школе, где я преподавал. Я видел ее каждый день, фактически, дважды в день. Это была статуя Христа в его типичной позе.

Фанатик поднял обе ладони к небу, демонстрируя позу соискателя ученой степени в Оксфордском университете.

— Христос на автостоянке! Звучит достаточно безвкусно, — заметил Дарувалла.

— Статуя не имела никакой художественной ценности, — ответил иезуит.

— Тогда как же все случилось? Даже не представляю, — пробормотал Фарук.

— Ну, однажды вечером я задержался в школе, потому что занимался постановкой пьесы, какого-то мюзикла, не помню его названия. А этот мужчина, к которому меня так сильно тянуло… он также задержался. Его машина не заводилась, у него была ужасная колымага. Он попросил меня довезти его до дома.

— Угу, — произнес доктор Дарувалла.

— Как я говорил, мои чувства к нему уже притупились, однако у меня все еще не было иммунитета к его привлекательности. А тут его доступность оказалась вдруг явной до боли. Вы понимаете, что я имею в виду? — спросил миссионер.

— Разумеется, понимаю. Что же произошло? — Доктор вспомнил свою тревожную ночь с Мадху.

— Произошло то, что я имел в виду, когда говорил о цинизме. Я был в таком фатальном состоянии, что решил ответить, если этот мужчина сделает хоть малейшее движение в мою сторону. Сам бы я не стал делать этого, но знал, что ему я отвечу, — произнес будущий священник.

— И что сделали вы? Что сделал о н? — спросил доктор.

— Я не смог найти свою машину. Автостоянка была большая, но я помнил, что всегда старался припарковаться рядом с Христом, — рассказывал иезуит.

— Вы имеете в виду статую.

— Разумеется, я говорю о статуе. Машину я поставил прямо перед ней, но когда я наконец ее отыскал, было уже так темно, что я ее не видел, даже сидя в самой машине. Однако мне совершенно точно было известно, где находился Христос. Момент оказался очень смешным. Я ждал, когда этот мужчина меня коснется, но в то же время всматривался в темноту, в то самое место, где находился Христос, — произнес миссионер.

— Так этот парень дотронулся до вас? — допытывался Фарук.

— До того, как у него появилась такая возможность, я включил фары. И появился Христос. Он очень ярко выступал в свете фар и стоял совершенно в том месте, как я и представлял, — продолжил Миллс.

— А где еще она могла быть? Разве у вас в стране статуи передвигаются с места на место? — воскликнул доктор Дарувалла.