Джон Ирвинг - Сын цирка

То, что нравилось Дарувалле на киноэкране, находилось в резком противоречии с тем, что нравилось читать его жене. С собой на каникулы Джулия захватила автобиографию английского писателя Энтони Трол-лопа. Жене нравилось зачитывать ему вслух захватившие ее абзацы — хорошо написанные, занятные или берушие за душу. Однако предвзятое отношение Фарука к Диккенсу перешло и на Троллопа, чьи романы он никогда не одолевал до конца, и чью автобиографию даже и не думал начинать читать. Джулии преимущественно нравилась художественная беллетристика, однако ее муж предполагал, что автобиография романиста — это тоже своего рода беллетристика, поскольку любой писатель не удержится от искушения приукрасить ее.

Увлечение жены заставило доктора задуматься о собственных нереализованных творческих способностях. Если он почти совсем перестал читать, то почему бы не попробовать самому написать что-нибудь? Не автобиографию — это удел людей, уже пользующихся известностью, тех, кто, по мнению Фарука, прожил богатую приключениями жизнь. А доктора никто не знал, жизнь его не содержала ничего захватывающего, и писать автобиографию не имело смысла. Тем не менее доктор подумал, что стоит тайком просмотреть Троллопа, когда жена этого не увидит. Вдруг книга даст ему хоть немного вдохновения, хотя в этом Фарук сильно сомневался.

К сожалению, другой книгой, которую взяла с собой его жена, оказался роман, вызвавший у него некоторую тревогу. Он уже пролистал книгу — содержание ее полностью посвящалось сексу. В дополнение к этому Дарувалла ничего не слышал об этом авторе, что напугало его так же сильно, как и явная эротика романа. Книга относилась к разряду искусно составленных, хорошо написанных романов, и это только усиливало тревогу доктора.

Обычно Дарувалла начинал читать романы с раздражением и нетерпеливо. В отличие от жены, читавшей текст вдумчиво, медленно, словно наслаждаясь, Фарук быстро проглядывал книгу, составляя в уме список мелких замечаний автору, до тех пор, пока не находил в тексте что-нибудь, убеждавшее его, что это — достойная книга. В ином случае он доходил до какой-либо грубой ошибки или явно скучных описаний и на этом чтение кончалось. Составляя для себя плохое мнение о романе, он придирался к Джулии за то, что она получала явное удовольствие от этого произведения. Читательские интересы его супруги казались безграничными, она прочитывала до конца почти все, что начинала. Дарувалла не понимал такой ненасытности.

Итак, в Гоа у них шел второй медовый месяц. фарук не очень вдумывался в это словосочетание. Не особенно он и флиртовал с женой с момента их приезда, кроме того он в испуге искал членов клуба Дакуорт, появление которых могло испортить отдых. Его очень огорчило содержание романа, который привезла с собой жена, хотя книга сексуально его возбудила. Может, Джулия ее еще не открывала. Он-то думал, что она ее читает, а может, она и не смотрела первую страницу. Интересно, что она будет делать со своей привычкой читать ему вслух понравившиеся места? Там же идет подробное описание одного полового акта за другим. Наверняка она слишком возбудится, чтобы прочитать ему эти отрывки. Однако доктор думал, не будет ли он сам возбужден чтением?

Роман настолько сильно его притягивал, что Фарук больше не мог читать его урывками. Он полюбил вдруг гамак, где мог уединиться с книгой, оборачивая ее газетой. Джулия пока не заметила пропажи, должно быть, еще читала Троллопа.

Сцена, захватившая его воображение, встретилась доктору уже на первых страницах. Рассказчик ехал в поезде по Франции. «Девушка напротив меня спала. Уголки ее маленького ротика опускались книзу под тяжестью горьких знаний». Дарувалла сразу почувствовал, что книга хороша, однако он заподозрил, что у нее печальный конец. Доктору никогда не приходило в голову то, что непреодолимым препятствием между ним и серьезной литературой служили трагические развязки произведений. Когда-то в молодые годы он предпочитал книги с плохим концом, но уже забыл об этом.

Книга была написана от первого лица. Уже к пятой главе Даруваллу смутило откровенное пристрастие рассказчика к подглядыванию эротических сцен. В этом была некая извращенность, ему понятная. «Когда она идет, я просто сгораю от желания при виде ее чисто женской походки, крупных бедер и маленькой талии». С присущей ему честностью доктор в этот момент подумал о жене. «В вырезе ее свитера виднелась белая полоска ложбинки между грудями. Я ничего не мог с собой сделать и не отвел от нее быстрого взгляда». Нравится ли

Джулии подобная литература? Пока он размышлял, роман на восьмой главе сделал такой поворот, что доктор почувствовал себя несчастным от зависти и желания. Он подумал: вот и наступил чей-то второй медовый месяц! «Она поворачивается спиной к нему. Одним махом девушка срывает с себя свитер, а потом неуклюжим движением дотягивается рукой до спины и расстегивает лифчик. Он медленно поворачивает ее к себе».

У Даруваллы вызывал подозрение автор, который от первого лица живописал сексуальные переживания путешествующего за границей молодого американца и восемнадцатилетней французской девушки из провинции по имени Анна-Мария. Фарук не понимал, что беспокоящее присутствие автора на страницах книги рождает у читателя такое же нетерпеливое желание продвинуться вперед, подсмотреть, что будет дальше. А дальше Фарук читал: «На следующее утро они опять делают это. Серый свет раннего рассвета. У нее изо рта плохо пахнет».

Доктор истолковал эти слова так, что один из любовников должен умереть, поскольку неприятный запах изо рта по-своему намекал на аморальность происходящего. Фарук хотел бросить чтение, однако это ему не удалось. Он решил, что ему не нравится молодой американец, поскольку того содержал отец и у него даже не было работы. У доктора сердце кровью обливалось от переживаний за француженку, поскольку та потеряла девственность. Доктор не предполагал, что именно так он и должен был реагировать на текст.

Из-за того, что медицинская практика доктора представляла собой дело, состоящее в основном из чистых намерений, он плохо представлял жизнь реального мира, сосредоточившись на врожденных дефектах, деформациях и ранениях у детей, которым он пытался восстановить суставы до полагающейся им кондиции. В реальном мире у людей отсутствовали столь же ясные мотивы поведения.

Дарувалла думал, что он только дочитает эту главу, но уже кончал девятую. В полуденную жару он лежал в гамаке под неподвижными ветвями кокосовых пальм и пальмарека, росших на небольшом расстоянии от пляжа. Запах кокосов, рыбы и соли оттенялся запахом гашиша, плывущим вдоль берега. Там, где пляж заканчивался тропической завесой сплетенных между собой растений, за маленький кусочек тени соревновались между собой прилавок торговца сахарным тростником и вагончик, где продавали коктейли с соком манго. Здесь песок был влажным от выплеснутых из стаканов кусочков льда.