Джон Ирвинг - Мир глазами Гарпа

— Мне ничуть не жаль, — сперва прошептала она, а потом пронзительно выкрикнула: — Ничуть не жаль! — и еще раз ударила мертвого Рэта.

И тут раздался голос, ужасный, невероятно громкий, точно доносившийся из громкоговорителя и заставивший ее задрожать с головы до ног:

— ЕСЛИ ТЫ ЗДЕСЬ, ВЫХОДИ! РУКИ НА ГОЛОВУ И ВЫХОДИ! ПОТОМ ЗАЛЕЗАЙ В КУЗОВ ГРУЗОВИКА И ЛОЖИСЬ ЛИЦОМ ВНИЗ, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ!

Значит, я уже мертва, подумала Хоуп. Я уже на небесах, и это голос Бога. Она не была религиозна, однако происходящее показалось ей вполне естественным: если там есть Бог, то у Бога и должен быть такой ревущий, точно из громкоговорителя, голос.

— НЕМЕДЛЕННО ВЫХОДИ ОТТУДА, — сказал Бог. — НЕМЕДЛЕННО!

А что, почему бы и нет? — подумала Хоуп. Эх, великий трахатель, что еще можно со мной сделать? Насилие — такое ужасное преступление, которое даже и Богу-то до конца не понять.

Трясясь в вертолете, зависшем над черным грузовиком, Арден Бензенхавер в бешенстве рявкал в мегафон. Он был уверен, что миссис Стэндиш мертва, но никак не мог определить пол человека, чьи ступни торчали из открытой кабины грузовика. Ступни эти ни разу не шевельнулись, пока вертолет снижался, и казались такими голыми и обесцвеченными в ярких солнечных лучах, что Бензенхавер не сомневался: это ноги мертвеца. Однако мысль, что мертвецом может оказаться сам Орен Рэт, даже в голову не пришла ни юному помощнику шерифа, ни самому Бензенхаверу.

И все же они никак не могли понять, почему Рэт бросил грузовик, совершив свое злодейское преступление, так что Бензенхавер велел пилоту некоторое время «повисеть» прямо над грузовиком.

— Если он все еще там, вместе с нею, — сказал Бензенхавер помощнику шерифа, — то, может быть, мы хотя бы напугаем этого ублюдка до смерти.

Когда Хоуп Стэндиш выбралась из-под мертвого Орена Рэта и присела возле кабины, пытаясь защитить глаза от летящего песка, Арден Бензенхавер почувствовал, что его палец немеет на кнопке мегафона. Хоуп старалась прикрыть лицо подолом платья, но оно хлопало и билось на ветру, словно порванный парус. Тогда она встала и ощупью добрела до заднего борта кузова, вздрагивая от ударов гравия, который тут же прилипал к телу в тех местах, где кровь еще не успела как следует высохнуть.

— Это же та самая женщина! — сказал потрясенный помощник шерифа.

— Назад! — скомандовал пилоту Бензенхавер.

— Господи, что с ней случилось? — в ужасе вопрошал помощник шерифа.

Бензенхавер, не отвечая, грубо сунул ему в руки мегафон.

— Давай отсюда подальше, тебе говорят! — сердито крикнул он пилоту. — Сажай машину на той стороне дороги.

Хоуп почувствовала, что ветер изменил направление и чудовищная воронка торнадо, видимо, прошла стороной. Она опустилась на колени на обочине дороги. Ожившее было платье, которое ей пришлось прижимать к себе руками, мало-помалу успокаивалось. Но рот она все еще закрывала подолом, потому что буквально задыхалась от пыли и песка.

Рядом остановилась какая-то машина, но Хоуп даже внимания не обратила. Водитель ехал по своей полосе и увидел, что справа от него на обочине стоит черный грузовик, а слева за дорогой садится вертолет. У борта грузовика окровавленная женщина явно молилась Богу, голая и вся покрытая какой-то странной грязной коркой; она даже головы в его сторону не повернула. Водителю почудилось, что это ангел, возвращающийся после полета в ад, и реакция у него сразу настолько замедлилась, что он успел проехать еще метров сто, прежде чем, к собственному удивлению, круто развернулся, не снижая скорости, в результате чего передние колеса попали на размякшую обочину, машина скользнула через кювет и очутилась прямо на мягком, распаханном под бобы весеннем поле, где и увязла по самые бамперы, так что бедолага даже дверь открыть не смог. Он опустил боковое стекло и стал смотреть на дорогу, которая была отделена от него широкой полосой довольно-таки жидкой грязи; он походил на человека, который сидел себе мирно на пирсе, и вдруг этот пирс взял да и оторвался от берега, и теперь его уносит в море.

— Помогите! — закричал он. Вид той женщины сильно напугал его, и он опасался, что поблизости могут оказаться еще такие же, как она, или, что еще страшнее, те, кто сделал с нею такое; вполне возможно, они уже ищут себе новую жертву.

— Господи! — сказал Арден Бензенхавер пилоту вертолета. — Видно, придется тебе сходить и посмотреть, все ли у этого идиота в порядке. И почему у нас водительские права выдают кому попало? — Бензенхавер и помощник шерифа выпрыгнули из вертолета прямо на мокрое распаханное поле и угодили в ту же трясину, что и несчастный любопытный водитель. — 0, черт бы все это побрал! — выругался Бензенхавер. Помощник шерифа тоже чертыхнулся.

Стоя на дороге, Хоуп Стэндиш впервые по-настоящему увидела в поле двоих сыплющих проклятьями мужчин, которые ковыляли к ней, то и дело увязая в грязи. Вертолет она тоже разглядела: его лопасти замедляли вращение. Еще она увидела какого-то человека, торчавшего, как последний дурак, из окошка собственного автомобиля, но этот тип был довольно далеко. Хоуп через ноги попыталась натянуть на себя платье. Одна пройма была не только лишена рукава, но и располосована по шву, и Хоуп пришлось прижать оторванную полочку локтем, иначе голая грудь вываливалась наружу. Только теперь она почувствовала, до чего изодраны и избиты ее плечи и шея.

Арден Бензенхавер, запыхавшийся и по колено в грязи, вдруг очутился прямо перед нею. Налипшая грязь сделала его брюки похожими на бриджи.

— Миссис Стэндиш? — спросил он. Она отвернулась и, закрыв лицо руками, кивнула. — Ох, сколько крови… — беспомощно пробормотал он. — Простите, что мы так задержались. Вы ранены?

Она снова повернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Он увидел опухшие глаза, и сломанный нос, и синюю шишку на лбу.

— Это в основном его кровь, — сказала Хоуп Бензенхаверу. — Но он меня изнасиловал. Вон там.

Бензенхавер вытащил носовой платок; похоже, он хотел помочь ей вытереть лицо — как взрослый вытирает перепачканный ротик ребенку, — но потом с отчаянием понял, что вытереть ее лицо и тело просто невозможно, и сунул платок обратно в карман.

— Простите, — снова сказал он. — Мне очень, очень жаль! Мы спешили как могли… Мы видели вашего малыша: с ним все в порядке.

— Мне пришлось взять его член в рот, — сказала ему Хоуп. Бензенхавер закрыл глаза. — А потом он трахал и трахал меня без конца… А после этого собирался меня убить — он сразу сказал мне, что после непременно меня убьет. И потому мне самой пришлось убить его. И я ничуточки не жалею!

— Еще бы! — сказал Бензенхавер. — Вы и не должны жалеть, миссис Стэндиш! По-моему, вы поступили совершенно правильно.