Анаит Григорян - Поселок на реке Оредеж [litres]

– Помогите! – вдруг неожиданно для самой себя заорала Комарова на всю улицу. – Помогите, насилуют! Убивают!

Босой и его компания на мгновение растерялись – Комарова увидела, как из открытого рта Стаса выпала травинка тимофеевки. В одном из домов на противоположной стороне улицы распахнулось окно, высунулась незнакомая тетка с повязанной косынкой головой.

– Помогите, тетенька! – еще громче закричала Комарова. – Убивают!

– Вы чем тут занимаетесь?! – крикнула тетка. – Вы чьи?!

– Помогите, тетенька, помогите! – не унималась Комарова.

– Вы чем занимаетесь средь бела дня?! Делать им нечего, шляются!

В доме у тетки кто-то ругался: были слышны женский и мужской голоса, и она кричала на всю округу, видимо, чтобы перекричать их, и радуясь, что нашлось, на ком еще сорвать злость. Вдоль улицы пооткрывались еще окна.

– Да закрой ты рот, тварь! – Антон размахнулся и наотмашь съездил Комаровой по голове.

В ушах зазвенело, и сквозь этот звон снова послышался голос тетки в косынке:

– Я тебя знаю, ты Макаровых! Я на тебя в милицию заявлю! Ты что такое творишь?!

– Тоха, да оставь ты ее, себе дороже…

– Отвали!

– Да оставь… ну ее…

Улица качнулась и встала на место. Кто-то позади крикнул что-то сердитое и неразборчивое, тетка высунулась из окна чуть не до пояса, ответила надсадно:

– Макаровых, Макаровых он, и этого я знаю, они всегда вместе шляются!

– Тоха, пошли. – Стас подошел, нерешительно хлопнул Босого по плечу. – Нечего тут…

Босой посмотрел на Комарову в упор:

– Да идем уже, Тоха…

Босой дернул плечом, сунул руки глубоко в карманы штанов, отвернулся и зашагал прочь, низко опустив голову. Остальные потянулись за ним.

– Иди-иди! – крикнула тетка в окне. – И чтоб я тебя с твоей кодлой больше здесь не видела! Увижу – в милицию сдам!

– Я тебе все окна перебью, шалава старая! – бросил, не оборачиваясь, Босой.

– Что ты сказал?! – круглое лицо тетки пошло красными пятнами. – Я тебе покажу шалаву! Хайло-то свое поганое закрой! Нет, вы на него посмотрите!

Комарова наклонилась, расправила смятую юбку. Бабка померла и так и не рассказала, что с такими, как Босой и его лоботрясы, делала партия. Может быть, наказывала при всех? Она представила, как с Босого при большом стечении народа двое мужиков в буденовках снимают штаны и бьют по тощим ногам хворостиной, а он и пикнуть не смеет, потому что, когда была партия, был порядок. Так говорила бабка, заставляя Комарову помогать полоть грядки или сматывать в клубки шерсть для вязания – этого Комарова особенно не любила, потому что нужно было стоять неподвижно, держа перед собой руки с растопыренными пальцами, на которые бабка набрасывала здоровенный рыхлый моток шерсти и делала потом из этого мотка тугой кругленький клубок. Комарова переступала с ноги на ногу, шмыгала носом, вертелась, уставала держать в напряжении руки, и они опускались сами собой, так что шерсть едва не падала на пол, и тогда бабка шикала на нее и говорила, что, когда была партия, был порядок, а теперь никакого порядка нет, пять минут постоять спокойно не может, стой, не вертись, мотовило ты мое…

– Ну, что ты там? – окликнула ее тетка, все еще торчавшая в окне: не случится ли еще чего интересного. Ругавшиеся у нее в доме мужчина и женщина притихли. – Сильно они тебя?

– Да ничего так.

– Ты зайди хоть во двор, под колонкой обмойся, – пригласила тетка.

Комарова перешла улицу, толкнула калитку. За забором залаяла собака.

– Ты иди, иди, не бойся, Шарик добрый, не укусит.

– Я и не боюсь.

– Ну, смелая какая! А они тебя за что? – поинтересовалась тетка, пока Комарова возилась с колонкой: чтобы полилась вода, пришлось ухватиться за рычаг обеими руками и повиснуть на нем всем весом.

– Да так. – Комарова поморщилась: вода была ледяной и обжигала кожу.

Тетка понимающе вздохнула:

– В нашей молодости парни такими не были, это сейчас распустились…

Комарова сосредоточенно, до боли стиснув зубы, обмывала ободранные колени. До магазина еще идти и идти – Олеся Иванна будет ругаться.

Солнце прошло половину неба и повисло над железной дорогой. Когда Ленка была совсем мелкая, она спрашивала, куда девается солнце ночью, и Комарова сказала, что вечером солнце грузят в товарный вагон и оно всю ночь едет на поезде до того самого места за лесом, где его выгружают, и оно снова поднимается на небо. Следующим вечером Ленка побежала на станцию смотреть, как будут грузить солнце, Комарова догнала ее на полпути, надрала уши и вернула домой. Через несколько дней Ленка снова убежала и бегала так несколько раз, пока не попалась матери, которая отлупила ее и заперла на целый день.

Покупателей в магазине не было, и Олеся Иванна стояла, опершись локтями о прилавок, и, рассматривая свое лицо в маленькое косметическое зеркальце, подкрашивала губы. Увидев Комарову, она по обыкновению усмехнулась:

– Ну что, Катя, посмотрела на поезд?

– Здрасьте, Олеся Иванна. – Комарова смутилась, что опоздала, и опустила глаза. – Посмотрела.

– И как? – Олеся Иванна докрасила губы, погляделась еще раз в зеркальце, сложила его и сунула под прилавок.

– Товарняк как товарняк. – Комарова пожала плечами. – Длинный только очень.

– Да что ты говоришь… А что еще видела?

Комарова принялась перечислять, загибая пальцы, что ей показывал на станции Максим. Олеся Иванна сначала заскучала, потом перебила:

– А было-то что, Кать?

Комарова уставилась на Олесю Иванну. Та как будто равнодушно накручивала на палец темную прядь.

– Ну-у?

– А чего было-то, Олесь Иванна? – пробормотала Комарова.

– Рассказывать не хочешь? – Олеся Иванна усмехнулась. – Думаешь, я тебя матери выдам? Да не бойся, не выдам. Сама же отпустила-то…

– А чего было-то? – тупо повторила Комарова.

– Да уж чего-то да было, – передразнила Олеся Иванна. – Это ты мне расскажи, чего было, времени уже второй час. Что, и не поцеловались, что ли?

Комарова схватилась за щеки, потому что все лицо ее стало вдруг горячим, как будто его ошпарили кипятком.

– Ой, раскраснелась-то как! – засмеялась Олеся Иванна и добавила: – Ну так что, целовалась со своим Максимом или все утро на товарняк смотрели?

– Ну, Олеся Иванна…

– Товарняк-то длинный, смотреть его не пересмотреть… – протянула Олеся Иванна и подмигнула густо накрашенным глазом. – Первый вагон небось на первой платформе стоит, а хвост – аж на пятой, так, что ли, Катя?..

Скрипнула дверь, и Комарова быстро обежала прилавок и встала рядом с Олесей Иванной. В магазин вошла соседка Комаровых тетя Саша. Она вела за руку внука, которого городские дети сдавали ей на лето; внук был совсем мелкий, он покрутил стриженой головой, увидел на полке конфеты и показал на них пухлой ручонкой. Тетя Саша шлепнула его по руке и для верности – по попе.