Ольга Меклер - Где находится край света

– Где я? Кто вы?!

Оказалось, Анисья полезла за чем-то в чулан да прямо там, на верхней полке, и уснула. Вернувшиеся хозяева не только разбудили, но и испугали суеверную девушку так, что она в ужасе свалилась со своего лежбища. Именно звук падающего кухаркина тела и разлетевшейся утвари был слышен за выламываемой дверью.

Войдя на кухню, бабушка с изумлением обнаружила, что от пирога осталось меньше трети.

– Анисья, голубушка, а где же пирог-то?!

– Так это… Евдокия Матвеевна… – тут глаза ее страшно округлились. – Собралась я посуду помыть, а тут… рыжий кот, как ероплан!

– И что, большой кот был? – поджала губы хозяйка.

– Огроменный! Вот такой! – девица убедительно развела руки, обозначая величину ворюги.

– И сам почти весь пирог сожрал?

– Сам! Вот ей-богу! – и Анисья истово перекрестилась.

– Так это ты со страху на полку в чулан забралась? Думала, коту пирога не хватит? – подначил дед.

– Злой вы, Николай Андреич! – надулась Анисья. Очередной повод избежать работы по дому был найден.

– Ох, девка, вековать тебе век одной, – вздыхала бабушка. – Кому ж такая неумеха да распустеха нужна будет?

Анисья в ответ только обиженно сопела. Потому, когда появился ухажер – бравый пожарник, сердце кухарки преисполнилось гордости. В воскресенье он заходил за своей зазнобой, облаченный в парадную форму, и они шли гулять, важно вышагивая по аллеям городского сада.

Уничтожение очередного пирога влюбленная домработница объяснила уже более реалистично:

– А мы тут это… с Ниночкой… шчыпали, шчыпали помаленьку, он и закончился…

– Надо же, какой аппетит у нашей младшенькой! – покачал головой Николай Андреевич. За окном мелькнула пожарная каска.

А отношения между родителями становились все хуже. Антонина вполне откровенно привечала поклонников, сетуя на свою глупость в юности: могла бы подыскать партию получше, такому бриллианту и оправа хорошая требуется, прав начальник почты Михаил Николаич! Василий не скандалил, он, похоже, и не умел этого делать. Просто становился все мрачнее, все больше замыкался в себе.

– Развелся б ты с ней, сынок! Один черт: жена – не жена, мать никудышная! А ты молодой еще, найдешь себе хорошую женщину! – уговаривал дед, уже не стесняясь девочек.

Вася в ответ только грустно улыбался.

Машке было одиннадцать, когда отец погиб. Что называется, на боевом посту – попал под поезд. Только вот мало кто в семье поверил в случайность этой смерти – родители были уверены, что не было у Васеньки больше ни сил, ни желания оставаться на этом свете. И сами начали быстро сдавать. Всего на год пережил сына Николай Андреевич. Бабушка после этого как-то совсем потерялась, сжалась, стала ко всему равнодушной, ушла из нее радость жизни, не было уже той деятельной, энергичной Евдокии.

Управление Транссиба выделило семье погибшего железнодорожника огромный двухэтажный дом в Новониколаевске (прежнее название Новосибирска), где Антонина развернулась вовсю, почувствовав себя хозяйкой. Для начала выселила свекровь во флигель. Та не возражала, ей было все равно, где существовать без Васи и Коли. Внучки попробовали заступиться, но она их остановила: не надо, мол, мне так даже лучше. Машка по собственной инициативе переселилась к бабушке, мать лишь облегченно вздохнула. Впрочем, пенсию за потерю кормильца она и без того тратила почти исключительно на себя и новые привязанности.

Шла Гражданская война. Прежней, пусть не роскошной, но сытой жизни, когда к каждому празднику покупались новые платья и готовился стол с разносолами, наступил конец. Гимназию пришлось оставить, Анисью рассчитали. Бабушка качала головой: «От нечистого все это! Не будет добра!» Однажды, вернувшись из церкви с помертвевшим лицом, тяжело опустилась на стул и заплакала. Кузя тогда подхватила простуду и несколько дней не выходила из дома.

– Бабуленька, милая, что? Ну не плачь, родная, папе с дедушкой там сейчас хорошо!

– Я не о том, – покачала головой Евдокия. – Царя убили. И всю его семью. И цесаревича, – она глухо зарыдала. – Ироды, больного ребенка! Его же дядька во время расстрела на руках держал! Дитятко слабенькое, он ведь и так долго не протянул бы… Ничего, ничего святого!

У Машки все похолодело внутри. Как же так? Царевич Алексей, ребенок-ангел, такой добрый и чистый, любящий свой народ, с красивым, открытым, ясным лицом… И царь с царицей… И их дочери… Значит, во множестве расклеенные на заборах фотографии с повешенными женщинами и убитыми детьми, подписанные лаконично – «Зверства красных», – правда?! А тот же Петруха говорил, что новая власть будет справедливой, что она просто за то, чтобы не было бедных и богатых, чтобы все сыты были. Кстати, после ухода солдат бесследно исчезли иконы в серебряных окладах, где на святых были серебряные же ризы, украшенные натуральным жемчугом – наследство прадеда-купца. Что же теперь будет? Она даже не заметила, что произнесла последний вопрос вслух.

– Хаос, Машенька, такой хаос будет…

Хаос и был, и начался он в их же доме. Безутешная вдова привела нового мужа. Приказчик Леонтий Силыч был маленьким, лысым, потным человечком с крошечными глазками-буравчиками и брюшком. Даже играть в доброго папу он не пытался: сразу же взял в руки домашнюю бухгалтерию и начал ежедневно напоминать о непосильном ярме в виде четырех «здоровенных девах, от которых никакого толку», только объедающих их с Тонечкой. Новому хозяину не составило большого труда убедить Антонину избавиться еще от одного груза, и совсем ослабевшую, равнодушную ко всему Евдокию Матвеевну сдали в больницу для хроников.

Первой не выдержала Вера – вышла замуж. Евгений Александрович Дружинин был намного старше и весьма трепетно относился к юности и красоте своей избранницы, обещая обеспечить ее всем мыслимым и немыслимым, помочь выучиться и сделать карьеру. В тот момент ей было не до романтических мечтаний, надо было бежать, бежать из ставшего ненавистным дома, от мерзкого липкого отчима, от ослепленной новой любовью и оттого еще более равнодушно-жестокой матери, от этой кабальной зависимости. И неравный брак состоялся. Ни о какой учебе впоследствии и речи не было: Верочка родила дочь и до конца своей долгой жизни погрузилась в рутину домашнего хозяйства. Она, закончившая гимназию с серебряной медалью, так и не смогла реализовать своих знаний и старательности, несмотря на то, что и в 92 года читала правнучке стихи по-французски. Наизусть.

У четырнадцатилетней Машки тоже появился воздыхатель – сын истопника Феденька, щеголь семнадцати лет от роду. Он носил лаковые штиблеты и претенциозно именовал себя Ферри, почти как у Маяковского: