Э. Дж Пирс - Дорогая миссис Бёрд… [litres]

Миссис Бёрд большую часть дня проводила вне офиса, так как была занята огромной кучей Добрых Дел, и когда она покидала кабинет, из коридора слышался могучий рык, возвещавший о пункте назначения и времени ее возврата. От ее громогласного «В МЕТРО К ВОЛОНТЕРСКОМУ ПРИЮТУ!!! ВЕРНУСЬ В ТРИ ПЯТНАДЦАТЬ!!!» мы подскакивали на стульях. Звучала эта стенография примерно так же, как уличные сумасшедшие, что орут на мусорные баки.

В среду, почти в десять, в коридоре что-то стукнуло, затем что-то покатили.

– Это Кларенс, – сказала Кэтлин, и тонкий голосок пропищал: «Доставка почты!», а ему вторил глубокий бас. Чуть дрогнув, первый голос пискнул: «Для Мисс Найтон».

– Входи, Кларенс, – тихо позвала она.

– Вхожу, – послышался испуганный баритон.

Кларенс был самым усердным и самым застенчивым разносчиком почты во всем издательстве. Ему было четырнадцать, а росту в нем уже было пять футов десять дюймов, его кожа уже причиняла ему страдания, и несколько раз за день он разносил почту. Неподдельный интерес к событиям войны мешался в нем с полным параличом, разбивавшем его при виде Кэтлин, в которую он был безнадежно влюблен.

Если она хотя бы взглянула на него, Кларенс лишился бы дара речи, и все, что собирался сказать ей, он выложил мне.

– Доброе утро, мисс Лейк, – он охватил три октавы. – Мисс Лейк, – повторил он, доказывая, что все еще способен говорить. Вчера у него получилось хуже, и сегодняшний прогресс поражал.

– Доброе утро, Кларенс, – приветствовала его я.

Кларенс, набравшись духу после приветствий, пустился с места в карьер.

– Мисс Найтон, – триумфально возгласил он, хоть и прозвучало это так, словно он пытался заговорить с летучей мышью.

– Привет, Кларенс, – тепло ответила Кэтлин. Кларенс смешался, готовый умереть на месте.

– Посылка для мисс Лейк, – сказал он, оставаясь в том же регистре, и, повернувшись к Кэтлин спиной, добавил:

– В Италии плохи дела, – как будто между посылкой и этим была какая-то связь. – Наши никак не справятся с венграми.

– Уверена, что они скоро прорвутся, – ободрила его я. – Не унывай.

– Не задерживайся, Кларенс, – беззлобно напомнила ему Кэтлин. – Не то нарвешься на миссис Бёрд.

Кларенс храбро посмотрел в ее сторону, но был сражен увиденным, и, помахав рукой, как мальчуган на ярмарочной карусели (теперь будет из-за этого терзаться), исчез до следующего раунда.

Я немедленно принялась разбирать почту. Первое же письмо касалось военных сберегательных марок, что было хорошо и приемлемо. Второе прислала леди, мучимая зобом. Нелегко было читать его, хоть я и хотела когда-то стать ветеринаром. Я дважды сверила его со Списком и решила, что оно подойдет, если опустить некоторые подробности. Все шло вполне неплохо.

Сразу затем было письмо от леди, желавшей развестись, от которого я избавилась без особой охоты. Все закончилось на открытке, на которой размашистым почерком торопливо было написано следующее:

Дорогая миссис Бёрд!

Знаете ли вы какие-либо упражнения для укрепления голеней? Сейчас я ношу сапоги на меху, иногда посещая мероприятия в вечернем платье, но летом мне мучительно больно. Прошу вашего совета.

Ваши

Мне было жаль эти ножки – жизнь и без того трудна, чтобы отказывать себе в том, чтобы носить короткие платья, но благодаря ей я вышла из положения, набрав достаточно материала для выпуска.

Положив все письма в картонную папку для миссис Бёрд, я протиснулась в коридор мимо стола Кэтлин. Там, как всегда, было пусто и пахло вареной капустой и мылом. Не самый приятный запах. Наверное, что-то с отоплением.

Миссис Бёрд была на собрании, посвященном Эвакуации Кошек, и папку я оставила на ее столе, затем наведалась в отдел искусств, чтобы сообщить миссис Махоуни, что сдам работу в срок. Она объясняла мистеру Брэнду, как легко приготовить пикантные колбаски, и я с радостью присоединилась к беседе. Они нравились мне и было грустно оттого, что все мы не сидели вместе в старом офисе – было бы намного веселее работать так, а не прятаться по норам.

Миссис Махоуни попросила меня поторопить мистера Коллинза с его колонкой кинообзоров, и я с сожалением покинула их, направившись в его кабинет. Я постучалась.

Я все еще помнила о его странностях, но сегодня, вместо того, чтобы уйти в себя, он пребывал в радостном расположении духа.

– Это вы, миссис Лейк? – спросил он, не поднимая головы. – Входите.

Работал он в полумраке среди полного хаоса, и это, как я быстро поняла, его вполне устраивало. Я уже привыкла к его рукописям, беспорядочным, скомканным, иногда порванным надвое и склеенным вновь. На одной из них он гигантскими буквами вывел разочарованное «НЕТ», а ниже начал писать заново. Было заметно, что он до последнего не избавляется даже от безнадежного старья. Несмотря на налет циничности, я думала, что его работа ему нравится.

– Ну что, как устроились? Генриетта хорошо себя ведет?

В первый раз я услышала, как кто-то называл миссис Бёрд по имени. Это звучало настолько радикально, что я чуть не расхохоталась.

– Все очень милы, – ответила я, что было почти на три четверти правдой. – Я читаю письма, которые нам приходят.

– Ясно, – сказал Коллинз. – Мисс Найтон сообщила мне, что подобрать подходящий материал непросто.

Я кивнула. Знал ли он о тех письмах, на которые никто не отвечал? Может быть, нет? Может, если я скажу ему, он мне поможет?

– Ммм, – пробормотал он, – для меня это все равно, что греческий, ничего в этом не понимаю.

Мое сердце упало. Я смотрела на книжные полки, пытаясь придумать, как лучше сказать ему об этом. Бутылка бренди все еще была на месте.

– Мне жаль людей, – решилась я. – Стыдно ничего для них не делать.

Мистер Коллинз ухмыльнулся, поскреб подбородок. Кажется, небритый.

– Я чувствовал, что в вас что-то есть, – он ни о чем меня не спросил. Какой провал. – Продолжайте в том же духе, у вас все получится.

Этот туманный намек был не слишком-то полезным, и я чувствовала, что его лимит на болтовню исчерпан. Однако, передав ему просьбу миссис Махоуни и вернувшись за свой стол, я немного приободрилась. Услышать от него «у вас все получится» было сродни похвале.

Странно, что я вообще придавала значение похвале от циничного любителя бренди средних лет, работать в «Женском Дне» которому нравилось еще меньше, чем мне, но так и было. Мистер Коллинз мог закатить глаза, сделать вид, что ему плевать на все эти истории в письмах, но он не мог подвести тех, кто читал журнал. Отважными, смелыми были герои и героини этих историй, всегда со счастливым концом. И это было лучше и больше того, что делала миссис Бёрд.

Кэтлин оставила на моем столе записку, гласившую, что она отлучилась по поручению миссис Бёрд, и я уселась в одиночестве, грызя карандашик в мыслях о мистере Коллинзе и миссис Бёрд. Я знала, на кого хочу походить. Кто по-настоящему понимал женщин, выписывавших этот дрянной журнальчик.