Майк Гелприн - Ботинок

— В каком смысле? Как это я ее оскорбил?

— Вы ее приняли за проститутку. Тем самым унизили ее женское достоинство. Нанесли моральный ущерб. Но — небольшой.

— Понял, — мало что понял Фима. — И что мне за это будет?

— Да так — сущие пустяки. Отделаетесь общественными работами.

Фима признал себя частично виновным. Две недели он махал метлой в Гарлеме на уборке улиц. Нажил мозоли. Научился без акцента произносить слова «фак» и «шит». И убедился в том, что слухи о гарлемской ксенофобии явно преувеличены.

Яша признал себя виновным. В дом для престарелых его доставили с комфортом на казенной машине. Еще на Яшу завели запись. Запись оказалась по счету одиннадцатой.

Гриша объявил себя невиновным. Об этом он долго потом сожалел. Судебные издержки обошлись Грише в цену доброй полусотни новых, с иголки, гробов.

Прошло время. На Брайтон-Бич мало что изменилось. В Фиминой жизни изменилось многое.

— Мальчик таки кончил на компьютер, — хвасталась соседям Фимина мама. — Он уже получил работу в банке. Теперь подумывает жениться. Представьте себе: на учительше. Конечно, не лучшая партия. Мог бы найти себе врачиху. Или, на худой конец, адвокатшу.

Февральский пятничный вечер на первый взгляд мало чем отличался от четвергового. Третьего дня Нью-Йорк на совесть засыпало снегом. Снегоуборочные машины смели его с проезжих частей на тротуары. Протоптанными в снегу обледенелыми тропами пробирались по тротуарам прохожие. Фима Ботинок спешил на свидание. Агния наконец-то рискнула пригласить его в гости и показать маме. Мама запаслась валидолом заранее.

Фима пересек Ошен-Вью. Заскользил дальше.

— Гоинаут? — догнал его хриплый голос за спиной.

Фима шарахнулся. Судорожно обернулся на голос. И облегченно вздохнул.

— Йес, — честно признался Фима. — Я гоинаут. В принципе. Не очень часто.

Нескромное предложение исходило от старой потасканной наркоманки. Ничего общего с полицейской подставой. Фима приветливо помахал наркоманке рукой. И заспешил прочь.