Алексей Баев - Грехи и погрешности

– Диктуйте номер…

«Пустое. Не позвонит. Кому такой подарок нужен? Зря, что ль, он его тогда оставил?»

Волин мерил шагами кухню уже добрых полчаса. До концерта оставалось всего ничего. «Может, поехать? На такси успею. Авось с лишним билетом кто придёт? Пожалуй, так и сделаю».

Валентин Васильевич схватился за дверную ручку, и в этот самый момент сотовый, оставшийся на столе, запиликал. Волин вернулся. Номер звонящего не определился. Не брать?

– Алло.

– Господин Волин? – из трубки раздался мужской голос. Низкий, уверенный, с еле заметным акцентом.

– Да, я, – кивнул Валентин Васильевич. – Это… это Жорж?

– Нет, с вами говорит Ник Славин, его секретарь. Мистер Навин передал, что будет вас ждать в двадцать три часа. Вам удобно встречаться в такое время, господин Волин?

– Удобно, – негромко ответил Валентин Васильевич.

– Тогда запишите или запомните. Отель «Гранатовый», номер девятьсот одиннадцатый. Двадцать три ноль-ноль. Я буду вас ждать на ресепшен. Паспорт с собой возьмите… И… предмет, о котором вы упомянули администратору.

– Возьму.

– Тогда, до встречи, – пробасила трубка.

– До встречи, – проговорил Волин, хоть секретарь его уже не слушал. Трубка отключилась.

Худой патлатый старик даже не попытался приподняться из глубокого кресла, когда вошёл Волин в сопровождении секретаря. Так и сидел, облачённый в белый махровый халат поверх сорочки и брюк, держа в руке бокал, наполненный на два пальца искрящейся янтарной жидкостью. На стеклянном столике стояло несколько бутылок с напитками, чистый бокал и тарелка с порезанными фруктами.

– Спасибо, Ник. Можете до завтра быть свободны.

Сопровождающий ретировался, мягко прикрыв за собой дверь.

– Здравствуйте, Валентин. Проходите, присаживайтесь. Наливайте себе сами. Простите, я жутко вымотался. Возраст… Каждый концерт даётся с большим трудом.

– Здравствуйте, Жо… Георгий. Ничего, если я буду так вас называть? – ответил Волин, и, подумав, стоит ли снимать ботинки, прежде чем ступит на ковёр, решил не разуваться.

Подошёл к хозяину. Молча протянул ему захваченный с собой кофр.

– Та самая? – Навин поставил бокал на столик и, взяв футляр, положил его на колени. Отщёлкнув щеколдочки, он осторожно поднял крышку. – Да. Та самая. Вернулась. А я уж почти отчаялся. Думал, не увижу.

Георгий дрожащими руками достал трубу из кофра, поднёс поближе к лицу, подышал на медь и потёр пальцами чеканку. Волин уселся в кресло, налил себе полный бокал водки. Выпил. Закусил долькой яблока.

– Все умерли, – произнёс он, помолчав. – Ещё тогда, в пятьдесят первом. Я чудом жив остался.

Навин, не отрывая взгляда от инструмента, кивнул.

– Око за око, – тихо произнёс он.

– Не понял? – Волин в гневе сжал подлокотники так, что побелели костяшки пальцев.

Георгий, наконец, повернул лицо к Валентину и прищурился.

– В сорок пятом ваш отец отнял ту, другую, у старого еврея-точильщика. Не понравилось ему, видите ли, как тот заточил нож. Вот этим самым ножом и ударил старика в живот, когда тот цеплялся за инструмент, не хотел его отдавать… То, что был пьян – не оправдание… Вот Божья кара его и настигла. Всё просто.

– Просто? – Волин поднялся на ноги.

Он хотел было ударить старого врага кулаком в лицо, но сдержался. Снова налил водки.

– Всё просто? – повторил он. – Ладно, отец. За него не в обиде. Получил по заслугам, если только вы не врёте. Мать-то за что? Сестру? И что за вам, Георгий, дело до какого-то старого еврея? Вы что, внук ему? Сын?

– Сын, – кивнул Навин и печально улыбнулся.

Он вернул трубу в кофр, который застегнул и положил на пол. Сам, взявшись за подлокотники, тяжело поднялся из кресла и, шаркая шлёпанцами, подошёл к окну.

Город угасал в ночи, выключая светящиеся окна. Лишь цепочки уличных фонарей вились вдоль дорог к окраинам, исчезая на горизонте в океане тьмы.

– Я, Валентин, пусть в это и непросто поверить, из древнего рода хранителей Иерихонских труб. Они были оставлены ангелами небесными нашему предку, Иехошуа Бин-Нуну. Иисусу Навину, по-вашему. Слышали про такого?

– Кажись, слыхал что-то, – пожал плечами Волин. – Как вы сказали? Иерихонские трубы? Это те, что разрушили крепость? Позвольте, но чтоб уронить стену, двух труб не хватит. Уж поверьте на слово, маленько мерекаю.

Валентин Васильевич постучал себя кулаком по лбу, улыбнулся и, отставив наполненный водкой бокал, подошёл к Георгию и тоже глянул в окно.

– То лишь легенда, Валентин, – задумчиво произнёс Георгий. – Лишь легенда. С давних времён кладоискатели и охотники за чудом ищут древние шофары, трубы, изготовленные из козлиных рогов, думая, что это от их силы пали стены неприступного города… Глупость, не правда ли? Сколько ж надо было изготовить тех шофаров, чтоб при гудении они создали резонанс, способный разрушить каменную кладку в несколько метров толщиной? Порой людей намеренно вводят в заблуждение, вам не кажется? Только представьте себе на минуточку, что было б, попади настоящие Иерихонские трубы в руки завоевателей. Тимура, Наполеона, Гитлера… Представили?

Волин на минуту задумался. Потом кивнул.

– Пожалуй, вы правы, – ответил он. – Но вы уверены, что трубы оставили вашему предку именно ангелы? И ещё вопрос: почему одна убивает, а друга даёт жизнь?

– Насчёт ангелов – стопроцентной уверенности, естественно, нет, – покачал головой Навин. – Но! Эта, что вы принесли, действительно убивает… Почти всегда. Но… Та, которую вы почитали за свою, наоборот, дарит жизнь. Видимо, ангелы, если всё ж в них поверить, вострубили под стенами Иерихона вместе. Ангел смерти – на город, ангел жизни – на войско Бин-Нуна, чтоб то не пало замертво, осталось в строю… Правда… Правда, меня долго смущала чеканка на трубах.

– А что с ней не так? – Волин оперся руками на подоконник и заинтересованно посмотрел в глаза Георгию.

– Понимаете, Валентин, если верить Ветхому завету, трубам не одна тысяча лет. Рисунок же явно средневековый. Но… – Навин умолк.

– Что? – в нетерпении подбодрил его Волин.

– Но со временем я понял, что чеканку на инструменты могли нанести и позже. Видно, со временем хранители начали путаться, которая из труб имеет какое предназначение. Они ж без чеканки совершенно одинаковые. Не находите?

– Вроде как, – согласился Волин…

Старики ещё долго стояли возле окна. Потом вернулись в кресла. Делились воспоминаниями.

Валентин рассказывал историю своей семьи, Георгий – о своих приключениях. О том, как после смерти Сталина решили с братом уехать за рубеж, в молодое государство Израиль, где Степан, бывший андреевский библиотекарь, живёт по сей день. Женился, вырастил сына, теперь воспитывает внуков. О том, что его, Георгия, когда он в конце пятидесятых был с оркестром на гастролях в Америке, уломали остаться там, обеспечив и студией, и концертной площадкой, и контрактом на гастроли. С графиком, расписанным на годы вперёд. О трубе жизни, которая с того памятного вечера в Андреевском, ни разу больше не звучала.