Люсинда Райли - Сестра тени [litres]

– Не помешаю? – тихонько поинтересовалась у нее Флора. Девочка вздрогнула от неожиданности и взглянула на нее поверх раскрытой книги.

– Наверное, с моей стороны будет грубо, если я скажу, что да, помешали.

– Тогда я ухожу.

– Нет, останьтесь, – сказала Вайолет, указав на кресло напротив себя.

– Уверена?

– Да, – ответила Вайолет с нажимом в голосе.

Флора пересекла комнату и села в кресло.

– Что читаешь?

– Китса. Вита принесла мне эту книгу, запоздалый подарок ко дню моего рождения. Поздравила задним числом, если можно так выразиться.

– Очень щедрый подарок, как мне кажется. А я вот с трудом отличаю хорошую поэзию от плохой.

– Конечно, это только сугубо мое мнение, но я думаю, что когда читаешь поэтов эпохи романтизма, таких, как тот же Китс, к примеру, то совершенно не важно, какой у него литературный стиль или как он рифмует свои стихи. Главное – это то, как он пишет о любви.

– Не совсем тебя понимаю, Вайолет, – осторожно заметила Флора, хотя в глубине души была почти уверена в том, что все она поняла правильно.

– До того как я познакомилась с Витой и та объяснила мне, что такое настоящая поэзия, я тоже считала все стихи ужасно скучными, – задумчиво обронила Вайолет, глядя на огонь в камине. – А сейчас вот читаю Китса и понимаю, что его стихи – это некое универсальное объяснение в любви, рассчитанное в том числе и на тех людей, которые не могут сами выразить свои чувства на бумаге или вслух. Понимаете, о чем я?

– По-моему, да. Но, пожалуйста, продолжай, Вайолет.

– Думаю, Вита подарила мне этот сборник совсем не случайно. Просто она захотела, чтобы я прочитала те слова, которые она сама чувствует, но не может их озвучить.

– То есть ты полагаешь, что она тебя любит?

– Да, так же сильно, как и я люблю ее. – Вайолет с вызовом посмотрела на Флору. Как же похожи ее глаза с их бездонной голубизной на глаза матери, подумала та. – Вы полагаете, это плохо?

Целый день Флора упражнялась в том, чтобы прежде думать, а потом уже говорить. Но сейчас ее ответ прозвучал предельно честно.

– Знаешь, Вайолет, существует множество форм и видов любви. Родительская любовь – это одно, любовь детей к своим родителям – это другое, любовь к другу или подруге, любовь к дорогому тебе человеку, любовь к животным… это все разные формы проявления любви.

Флора увидела, как разгладились черты лица Вайолет после этих ее слов, как тут же исчезла настороженность в ее взгляде.

– Да, да! Все так! Но, Флора, как мы можем выбирать, кого нам любить, если общество, в котором мы живем, диктует свои требования?

– Что ж, приходится соблюдать этот диктат, хотя бы внешне, зачастую вопреки тому, каковы наши истинные чувства. Но мы должны поступать в соответствии с общепринятыми нормами, увы, такова реальность.

Какое-то время Вайолет хранила молчание, потом улыбнулась и впервые с тех пор, как Флора познакомилась с девочкой, она увидела счастливое выражение на ее лице.

– Вы все поняли абсолютно точно! – Вайолет захлопнула книгу, поднялась с кресла и подошла к Флоре. – Сначала я не понимала, что такого увидела в вас мама, но теперь до меня наконец дошло. Я рада, что вы у нас. Вы ведь тоже любили, не так ли? Спокойной ночи, Флора.

Вайолет ушла, но уже в следующую минуту на пороге комнаты показалась Барни.

– Простите, мисс Флора, но миссис Кеппел просит вас заглянуть к ней в будуар перед тем, как она отправится на ужин.

Флора тоже поднялась с кресла и направилась вслед за Барни на другой конец коридора, где располагались приватные апартаменты четы Кеппел.

– Флора, проходи же сюда. Садись рядом, – приказала ей миссис Кеппел, восседающая за туалетным столиком с величественным видом самой заправской императрицы.

– Спасибо, – поблагодарила Флора и стеснительно опустилась на краешек пуфика, обтянутого бархатом, невольно залюбовавшись распущенными волосами ярко-рыжего цвета своей благодетельницы. Они свободной пеленой рассыпались пышными локонами по ее белоснежным плечам. На миссис Кеппел был пеньюар из дорогих кружев шантильи, наброшенный поверх корсета, красиво обозначивший ее полную грудь, соблазнительно выступающую из выреза. Еще никогда Флора не видела миссис Кеппел такой красивой.

– Хочу сообщить тебе, что сегодня ты произвела на Берти самое благоприятное впечатление.

– Мне он тоже очень понравился, – ответила Флора, как всегда, осторожно подбирая слова.

– Ах, сейчас он совсем не тот, каким был когда-то, – откликнулась миссис Кеппел. От ее внимания не ускользнул сдержанный тон Флоры. – Он ведь очень болен, но категорически не хочет лечиться. Но при этом остался по-прежнему очень добрым и мудрым человеком. Берти очень-очень дорог мне.

– Да, миссис Кеппел.

– Барни, будь так добра, оставь нас с Флорой на пару минут.

– Слушаюсь, мадам.

Барни, бесцельно слонявшаяся за спиной своей госпожи в ожидании, когда та даст сигнал, чтобы начать делать прическу, проворно выпорхнула из комнаты. Миссис Кеппел повернулась лицом к Флоре.

– Моя дорогая, – начала она, беря ее руки в свои и сильно сжимая их. – Я ведь до последнего не была уверена в том, стоит ли тебя представлять Берти, не будет ли это опрометчивым шагом с моей стороны. Но все прошло лучше некуда. Ты была выше всяческих похвал сегодня.

– Правда? А я так сильно нервничала.

– Ты была самой собой, и король сразу же это отметил. Прощаясь, он сказал мне, что ты похожа на дикий цветок, распустившийся среди шотландских гор.

– Я… я польщена такой оценкой.

– Ах, Флора! – Миссис Кеппел подавила тяжелый вздох. – Ты и сама не понимаешь, сколь высока эта оценка. И насколько я благодарна уже тебе за то, что ты такая, какая есть. Он попросил меня сделать все от меня зависящее, чтобы не испортить тебя, не превратить в еще одну великосветскую куклу, чтобы жизнь в большом городе не погубила эту твою врожденную естественность и непосредственность. Он надеется, что в будущем вам еще представится случай пообщаться снова. Но поскольку ты не была официально представлена ко двору, я думаю, и он тоже, кстати, такого же мнения, что лучше держать вашу сегодняшнюю встречу и все ваши будущие контакты, если таковые будут, в секрете.

– Хорошо. Но только Вайолет и Соня знают, что я видела его.

– Ну, естественно, знают! – рассмеялась в ответ миссис Кеппел. – Я вовсе не имела в виду своих домашних. Всех тех, кто обитает в стенах этого дома. Кстати, одна из причин, по которой Берти так любит бывать здесь на Портман-сквер – это как раз отсутствие какой бы то ни было публичности и полное соблюдение анонимности. У нас он чувствует себя самым обычным человеком, таким, как все. А именно этого ему и не хватает в той жизни, которую он вынужден вести. Понимаешь меня, Флора?