Джон Ирвинг - Дорога тайн [litres]

Американский уклонист не хотел умирать во Вьетнаме; еще до своей смерти молодой человек сказал Хуану Диего, что хочет посетить Американское кладбище и Мемориал в Маниле, чтобы отдать дань памяти своему отцу, похороненному там. Но уклонившись от призыва и сбежав в Мексику, в этой стране он и закончил свои дни – он умер в Оахаке. Хуан Диего дал тогда себе слово отправиться на Филиппины ради умершего уклониста; это ради него он совершит путешествие в Манилу.

Однако Хуан Диего не знал имени молодого американца; антивоенно настроенный юноша подружился с Хуаном Диего и с его, казалось бы, умственно отсталой младшей сестрой Лупе, но они знали его только как «доброго гринго». Дети свалки познакомились с el gringo bueno до того, как Хуан Диего стал калекой. Поначалу молодой американец казался слишком дружелюбным, чтобы быть обреченным на гибель, хотя Ривера называл его «мескальным хиппи», а дети свалки знали мнение el jefe об американских хиппи, наводнивших тогда Оахаку.

Хозяин свалки считал грибных хиппи, приезжающих ради галлюциногенных грибов, «глупцами»; он имел в виду, что они искали нечто, по их мнению, запредельное, а по мнению el jefe , «нечто такое же смехотворное, как идея взаимосвязи всех вещей», хотя дети свалки знали, что сам el jefe поклонялся Деве Марии.

Что касается мескальных хиппи, они были умнее, говорил Ривера, но они занимались «саморазрушением». И к тому же мескальные хиппи не могли обойтись без проституток, – во всяком случае, так считал хозяин свалки. Добрый гринго «убивал себя на улице Сарагоса», говорил el jefe . Дети свалки надеялись, что это не так; Лупе и Хуан Диего обожали el gringo bueno . Они не хотели, чтобы их любимый юноша разрушал себя сексуальными желаниями или алкогольным напитком из ферментированного сока определенных видов агавы.

– Тут никакой разницы, – мрачно сказал Ривера детям свалки. – Поверьте мне, то, чего вы хотите, не совсем то, что вы получаете в результате. Эти низкие женщины и слишком много мескаля… под конец вам остается созерцать лишь червячка!

Хуан Диего знал, что хозяин свалки имел в виду червя на дне бутылки мескаля, но Лупе сказала, что el jefe также подразумевал свой пенис – как он выглядел после свидания с проституткой.

– Ты считаешь, все мужчины только и думают что о своих пенисах, – сказал Хуан Диего своей сестре.

– Все мужчины только и думают что о своих пенисах, – сказала ясновидящая.

С того момента Лупе, так или иначе, больше не позволяла себе обожать доброго гринго. Обреченный американец пересек воображаемую линию – возможно, линию пениса, хотя Лупе никогда бы так не сказала.

Однажды вечером, когда в лачуге в Герреро Хуан Диего читал вслух Лупе, с ними был и Ривера и тоже слушал. Возможно, хозяин свалки мастерил новый книжный шкаф, или что-то было не так с барбекю, и Ривера его чинил; может быть, он остался, чтобы посмотреть, не сдох ли Грязно-Белый (он же Спасенный-от-смерти).

Книга, которую читал Хуан Диего в тот вечер, была еще одним выброшенным академическим фолиантом, приговоренным к сожжению кем-то из этих двух старых священников-иезуитов – отцом Альфонсо или отцом Октавио.

Данная штудия, ошеломляющая свой ученостью и нечитабельной академичностью, по правде сказать, была написана иезуитом, и тема исследования носила как литературный, так и исторический характер, а именно – анализ повествовательного стиля Д. Г. Лоуренса по сравнению со стилем Томаса Гарди. Поскольку «читатель свалки» не читал ни Лоуренса, ни Гарди, научный анализ стиля Лоуренса в сравнении его со стилем Гарди даже на испанском языке производил бы мистическое впечатление. А Хуан Диего выбрал именно эту книгу, потому что она была на английском; он хотел побольше попрактиковаться в чтении по-английски, хотя его не очень-то восхищенная аудитория (в лице Лупе, Риверы и малоприятной псины по кличке Грязно-Белый), возможно, поняла бы его лучше en español .

Усложняло дело и то, что несколько страниц книги были сожжены и к тому же она была пропитана смрадом от basurero ; Грязно-Белый все порывался ее понюхать.

Спасенный-от-смерти песик Лупе устраивал хозяина свалки не больше, чем Хуана Диего.

– Лучше бы ты оставила это существо в коробке от молока, – сказал ей el jefe , но Лупе (как всегда) возмущенно встала на защиту Грязно-Белого.

И именно тогда Хуан Диего зачитал им вслух неповторимый отрывок, касающийся чьей-то идеи фундаментальной взаимосвязи всех существ.

– Стой, стой, стой, остановись-ка здесь, – прервал Ривера «читателя свалки». – Чья это идея?

– Может быть, того, которого зовут Гарди, – может быть, это его идея, – сказала Лупе. – Или, скорее, этого типа Лоуренса – похоже на него.

Когда Хуан Диего перевел Ривере то, что сказала Лупе, el jefe тут же согласился.

– Или идея написавшего эту книгу – не важно кого, – добавил хозяин свалки.

Лупе кивнула в знак того, что и так тоже может быть. Книга была занудной и так и оставалась непонятной; казалось, ее автор настолько погрузился в детали своего исследования, что тема утратила конкретный смысл.

– Что за «фундаментальная взаимосвязь всех существ» – каких это существ, к примеру? – воскликнул хозяин свалки. – Это похоже на то, что сказал бы грибной хиппи!

Его реплика рассмешила Лупе, которая редко смеялась. Вскоре она и Ривера смеялись вместе, что случалось еще реже. Хуан Диего всегда помнил, как был счастлив, когда слышал смех своей сестры и el jefe .

И вот, спустя столько лет – а прошло уже сорок лет – Хуан Диего направлялся на Филиппины, в путешествие, которое он совершал в память о безымянном добром гринго. Тем не менее ни один из друзей Хуана Диего не спросил его, каким образом он собирается отдать почести убитому, отцу бывшего уклониста, – оба были безымянны: и павший на поле боя отец, и его умерший сын. Конечно, все друзья Хуана Диего знали, что он пишет романы; возможно, писатель-беллетрист совершал поездку в память об el gringo bueno в символическом значении.

Будучи молодым писателем, он действительно много путешествовал, и путешествия были лейтмотивом в его ранних романах, особенно в этом цирковом романе с громоздким названием, где действие происходит в Индии. Никто не смог отговорить его от этого названия, любил вспоминать Хуан Диего. «История, которая началась благодаря Деве Марии» – какое это было неуклюжее название, а к тому же какая длинная и сложная история! Возможно, самая моя сложная, думал Хуан Диего, пока лимузин катил по пустынным заснеженным улицам Манхэттена, решительно прокладывая путь к автомагистрали имени Франклина Рузвельта. Это был внедорожник, и водитель был преисполнен презрения ко все прочим транспортным средствам и прочим водителям. По словам водителя лимузина, другие транспортные средства в городе были плохо оснащены для движения по снегу и несколько автомобилей, которые были «почти правильно» оснащены, имели «неправильные шины»; что касается других водителей, они не умели ездить по снегу.