Анатолий Рыбаков - Дети Арбата (Трилогия)

Как-то Варя увидела у него на столе томик Сталина, удивилась:

– Вы это читаете?

– Приходится. Для работы.

– А где вы работаете?

– Я работаю в ЦУНХУ.

– ЦУНХУ?.. Что это такое? Первый раз слышу.

– Центральное управление народнохозяйственного учета. Раньше называлось правильнее – ЦСУ, Центральное статистическое управление. Я, Варенька, статистик. Знаете такую науку?

– Скучная наука, – заметила Варя, – все цифры и цифры.

– Ну почему же. За цифрами стоит жизнь.

– Когда я вижу в газетах цифры, сразу ее закрываю: скучно читать. И все врут, все неправда.

– Нет, цифры не всегда врут, – сказал Михаил Юрьевич серьезно, – иногда говорят и правду. Вот, например.

Михаил Юрьевич открыл заложенную страницу в книге Сталина.

– Это доклад товарища Сталина на XVII съезде. Товарищ Сталин сравнивает 1933 год с 1929 годом, и получается, что за эти годы мы потеряли 153 миллиона голов скота. Больше половины.

– Что же случилось, падеж? Мор? – насмешливо спросила Варя.

– Товарищ Сталин объясняет это тем, что во время коллективизации кулаки забивали скот и уговаривали это делать других.

– Кулаки? – все так же насмешливо переспросила Варя. – А сколько их, кулаков-то?

– Ну. В этом же докладе товарища Сталина говорится, что кулаки составляли около пяти процентов сельского населения.

– И эти пять процентов перебили половину скота в стране? И вы этому верите?

– Я не сказал, Варенька, что я этому верю, я прочитал слова товарища Сталина.

– Ваш товарищ Сталин говорит неправду! – возмутилась Варя. – У нас в квартире живут Ковровы, они работают на фабрике «Красная Роза», они из деревни, и к ним приезжают деревенские, я сама слышала сто раз: коллективизировали силой, в несколько дней, в январе месяце, ни скотных дворов, ни кормов, «быстрей», «быстрей». Скот оказался на улице – так они прямо и говорят. «Даешь проценты!..» Проценты получили, а скот пропал… А колхозникам наплевать: их загнали в эти колхозы, скот отобрали – он для них чужой, ну и пусть дохнут эти коровы, овцы, свиньи, лошади. Этого ваш товарищ Сталин не сказал! Обман, обман, всюду обман!

Михаил Юрьевич посмотрел на нее, подумав, сказал:

– Варенька, поймите меня правильно. Я разделяю ваше негодование, но, Варенька, вам следует считаться со временем, в котором мы живем. Выражать свое негодование небезопасно, очень много подлых людей кругом, вам следует быть осторожней.

– Но с вами я могу говорить откровенно?

– Со мной можете… Но я надеюсь, что наши разговоры останутся между нами.

– Безусловно. Неужели, Михаил Юрьевич, вы мне не верите?

– Верю, Варенька, верю, вы прекрасная, честная девочка.

– «Девочка», – усмехнулась Варя, – я замужем была.

– Это не имеет значения. Для меня вы девочка, Варенька… И я боюсь за вас, вы очень открыты, незащищены, на каждом шагу вас подстерегает опасность, за одно неосторожное слово вы можете пострадать, можете сломать свою жизнь. Обещайте мне ни с кем, кроме меня, на эти темы не разговаривать.

– Обещаю.

– Имейте в виду, только в этом случае вы можете рассчитывать на мое доверие.

– Конечно, Михаил Юрьевич.

– Тогда я скажу вам больше. Почему кризис в земледелии? Оттого что поголовье скота снизилось в два раза, а его продуктивность в двенадцать раз… То же самое с молоком, маслом, шерстью, яйцами. Вот почему ничего нет в магазинах.

Варя молчала, думала. Хороший человек Михаил Юрьевич, но все люди теперь на один лад… Как осторожно выражается… Кризис в земледелии. Она усмехнулась.

– Вот вы говорите «кризис», «продуктивность». Все это, Михаил Юрьевич, простите меня, общие слова. А вы знаете, у нас целые деревни вымирают от голода, мне Ковровы рассказывали. Да я это и своими глазами видела здесь, в Москве, на Брянском вокзале.

– Теперь он называется Киевским.

– Хорошо, пусть Киевский, какая разница? Так я помню, там люди лежали вповалку, мужчины, женщины, дети, живые и мертвые, с Украины бежали от голода, а их милиция не выпускала в город, чтобы не портили вида «Москвы-красавицы», только по ночам трупы вывозили, освобождали место для новых голодных, чтобы те умирали хоть под крышей, а не на улице, чтобы их трупы не со всей Москвы собирать, а только с вокзалов… А мы проходили мимо них, садились в поезд и ехали к подругам на дачу, и другие тоже проходили мимо, садились в поезд и ехали на дачу. И все, наверное, считали себя высокоморальными и нравственными людьми.

– Варенька! Но что мы могли с вами сделать?

– Я читала: во время голода до революции, не помню, в каком году…

– Голод был в начале 90-х годов, – сказал Михаил Юрьевич.

– Так во время того голода люди жертвовали деньги, организовывали бесплатные столовые. Я где-то даже видела фотографию: Лев Николаевич Толстой в столовой для голодающих детей… И я помню, я тогда маленькая была, моя сестра Нина, и Саша Панкратов, и Максим Костин, и другие ребята ходили с кружками, собирали в пользу голодающих Поволжья, не скрывали, что в Поволжье голод, помогали.

– Тогда Ленин был, – сказал Михаил Юрьевич.

– Вот именно, – подхватила Варя, – а сейчас: «Спасибо товарищу Сталину за счастливую жизнь». Спасибо ему за право подыхать не на улице, а на вокзале. Сколько погибло овец и свиней, товарищ Сталин говорит открыто, а вот сколько погибло людей, сказал?

– Этого нет в докладе, – признался Михаил Юрьевич.

– Вот видите, о свиньях сказал, а о людях – нет. Свиней можно на кулаков списать, зарезали, мол, контрики, кулаки, а людей на них не спишешь, людей надо на себя принять. Вот вы статистик, Михаил Юрьевич, сколько у нас в стране погибло людей во время коллективизации?

– Никаких официальных данных нет и никогда не будет, мертвых не считали. Голодающие районы изолировали от остальной части страны.

– Неужели вы, статистики, не можете вычислить? Вы же сами сказали, что статистика – это наука.

– Да, – согласился Михаил Юрьевич, – статистика – это наука. И она позволяет довольно точно выяснить то, что скрывают официальные источники.

– Ну и что же получается?

– Видите ли… На XVII съезде товарищ Сталин назвал цифру населения на конец 1933 года в 168 миллионов. Эту цифру мы, статистики, товарищу Сталину не давали, в нас она вселила даже страх, нам было ясно, что говорить о приросте населения в 1933 году – значит говорить неправду. Наоборот, за 1933 год население страны уменьшилось – голод, высокая смертность населения, особенно детская смертность. Даже в городах, где положение с продовольствием было гораздо лучше, число рождений уступало числу смертей.

За дверью раздался голос соседки Гали:

– Михаил Юрьевич, чайник ваш вскипел.

Варя встала.

– Я погашу. Может быть, вам чай приготовить?

– Нет, спасибо, я не хочу. Откровенно говоря, забыл про чайник… Но, может, вы попьете чайку?