Василий Шукшин - Я пришёл дать вам волю. Любавины

Ус, как и все, впрочем, обнаружил возможную скорую беду тогда только, когда Степан поднял над столом руку с пистолем… Ус, при своей кажущейся неуклюжести, стремительно привстал и ударил по руке с пистолем снизу. Грохнул выстрел: пуля угодила в иконостас, в икону Божьей Матери. В лицо ей.

Матвея выдернули из-за стола, толкнули к дверям…

Степан выхватил нож, коротко, резко взмахнул рукой… Нож пролетел через всю избу и всадился глубоко в дверь – Матвей успел захлопнуть ее за собой.

Степан повернулся к Усу… Тот раньше еще положил руку на пистоль.

Долго смотрели друг на друга.

В избе все молчали, и такая это была тягостная тишина, мучительная.

Степан смотрел не страшно, не угрожающе, скорей – пытливо, вопросительно.

Ус ждал. Тоже довольно спокойно, мирно.

– Еслив вы счас подымете руки друг на дружку, я выйду и скажу казакам, что никакого похода не будет: атаманы их обманули, – сказал Иван Черноярец. – Вот. Думайте тоже, пока есть время.

Степан первый отвернулся…

Некоторое время еще молчал, словно вспоминая что-то, потом спросил Ивана спокойно:

– С чего ты взял, что мы руки друг на дружку подымаем?

– К слову пришлось… Чтоб худа не вышло.

– Я слухаю вас. Куда ийтить? – спросил всех Степан.

– Вверх, – твердо сказал Ларька.

– Пошто? – пытал Степан.

– Вниз пойдем, у нас, один черт, за спиной тот самый муж с топором окажется – стрельцы-то где-то в дороге. Идут.

– И в Астрахани стрельцы.

– В Астрахани нас знают. Там Иван Красулин. Там посадские – все за нас… Оттуда с топором не нагрянут.

– Мы ишо про этих ничего не знаем, – заспорил с Ларькой Сукнин. – Можеть, и эти к нам склонются, верхние-то, с Лопатиным-то.

Разговор пошел вяло, принужденно. Казаков теперь, когда беда прошумела мимо, занимала… простреленная Божья Мать. Нет-нет да оглядывались на нее. Чудилось в этом какое-то недоброе знамение. Это томило хуже беды.

Степан понял настроение казаков. Но пока молчал. Ему интересно стало: одолеют сами казаки этот страх за спиной или он их будет гнуть и не освободит. Он слушал.

– Худо, что мы про их не знаем, худо, что и они про нас тоже не знают. А идут-то они из Москвы да из Казани вон. А там про нас доброе слово не скажут, – говорил Иван.

– Где-нигде, а столкнуться доведется, – настаивал Ларька; он один не обращал внимания на простреленную икону.

– Оно – так… – нехотя согласился Федор Сукнин.

– Так-то оно так, – вздохнул Стырь – так, чтоб только что-нибудь вякнуть. – Не везде только надо самим на рога переть. А то оно… это… к добру тоже не приведет.

– Вниз пойдем, у нас войско прирастет, вверх – не ручаюсь, – подал голос Прон Шумливый, казак, вырученный разинцами из царицынской тюрьмы – сидел там за воровство.

– Оно – так… – сказал опять Черноярец.

– Сдохли! – воскликнул огорченный атаман. И передразнил есаулов: – «Оно – так», «Оно – та-ак». – Помолчал и, повернувшись, заговорил спокойней: – Мой это грех – я стрелил. Я же не метил в лоб ей, нечаянно вышло… Что же теперь – и будем сидеть, как сычи? Закоптелыша прострелил!.. – Голос Степана окреп. – А как звонить начнут на всю Русь – проклинать? Куда побежите? Эх, други мои, советники… – Степан оглядел «советников», вздохнул: то ли правда никто из них не внушал ему счастливой веры, то ли притворился, что одни только горькие и опасные думы пришли вдруг ему в голову, когда он внимательно посмотрел на сподвижников своих.

– Непривычно, Степан, оттого и… боязно, – захотел объяснить Иван Черноярец свое и других состояние. – Не каждый же день ты их простреливаешь, эти… закоптелыши.

– Ты куда собрался, Иван? – перебил в нетерпении атаман. – Куда пошел?

Иван в простодушии не понял вопроса. Молчал. Смотрел на Степана. И Степан смотрел на него. Ждал. Очень хотелось ему, чтоб Иван сказал: «На Русь пошел, на бояр», и тогда бы Степан на это ахнул бы чем-то сильным, веским – он, видно, заготовил чем.

– А?

– Не пойму тебя, – признался Иван. – Никуда пока не пошел, сидим вот гадаем – куда.

– На бояр, батька! – выскочил сообразительный Стырь. Он сидел в углу, как раз под простреленной Божьей Матерью. – На Русь!

– А-а! Вон вы куда!.. – с готовностью повернулся к нему Степан. – А что же там, на Руси-то, нехристи?

– Крещеные, как же…

– Так какого ж вы дьявола? Нечаянно прострелил икону, у их уж коленки затряслись. А еслив они, бояры-то, возьмут да крестный ход перед нашим войском учинят? А они учинят – бог-то ихный. Возьмут да с иконами вперед вышлют? Что же мы?..

– Как это – бог ихный? – не понял Стырь.

– А чей? Твой, что ли?

– Наш тоже… Исус-то.

– Бог-то, он, можеть, и наш, да попы – ихные. А за кого попы, за того и бог. А то ты не знаешь, старый человек! Не насмотрелся за свою жизнь?.. Вот я и спрашиваю: возьмут они и выйдут встречь нам с иконами? Как тада?

Есаулы молчали. Положение, в какое поставил атаман казачье войско, нелегкое. Непонятно, как тогда? Не было вроде такого. Что-то не помнили казаки, чтобы когда-нибудь…

– Не было так никогда, – сказал Иван.

– Не было? – ожесточался Степан. – Будет! Это легко сделать, это не воевать. Вот – вынесли. Как мы тада, я спрашиваю? Ну?

– Давайте дело говорить! – уклонился было Ларька Тимофеев. – Про иконы какие-то затеяли…

– Это – дело! – сердито сказал Степан. И кулаком пристукнул в столешницу. – Я спрашиваю: как быть, еслив бояры и попы…

– А кто нас ведет?! – тоже вдруг обозлился Ларька. – Стенька Разин, я слыхал? Вот я и спрашиваю Стеньку: как нам тада быть, Стенька?

– Ты не вали все на меня. Я вас спрашиваю! И велю отвечать: как быть?

Вдруг дверь открылась, и вошел Матвей Иванов.

Все оглянулись… Опешили: никто не ждал такого.

Матвей с необъяснимой смелостью прямо шел к столу и смотрел на атамана. Как-то даже насмешливо смотрел.

– Загадки загадываешь, атаман, а ответ не знаешь. А заговорил ты про самое главное… Вот слушайте, как быть. – Матвей серьезно оглядел всех. С особенным значением поглядел на атамана. Вообще, кажется, Матвею нравилось учить. Так нравилось, что он страх забыл. – Тут вас, казаки-атаманы, могут легко поймать. Вышлют на вас баб, да стариков, да мужиков глупых с иконами… Да и даже пусть не вышлют, а наперед накликают на вас хулу божью: и выйдет, что вы – враги человеческие, а ведет вас сам сатана под видом Стеньки Разина… А идете вы – всех бить и резать. Вот где беда-то! Тут вам и конец. С войском воевать можно, войско можно одолеть, народа не одолеешь. Татарин – не этот татарин, а тот, старинный, – он посильней вас был, а застрял: с народом пошла война. Гиблое дело.

– Какой же ответ? На загадку-то… Ты знаешь? – спросил Стырь, крайне заинтересованный.

– Знаю. Оттого и зашел… Можеть, батька и убьет меня после, но уж не подсказать вам – это будет мой грех. Скажу, потом делайте как знаете. Ответ такой, казаки-атаманы: надо вам вперед попов и бояр рассказать мужику: идете вы делать божье дело. Как Христос учил? Скорей верблюд пролезет в игольное ушко, чем богатый попадет в рай. Вот весь и сказ: поднялись на богатых, а бедных идем заслонить от притеснителев… Вот. Нас, мол, можеть, сам господь бог послал.