Лорен Вайсбергер - Дьявол носит «Прада»

– Статейку для какого-то академического журнала, которую никто никогда не будет читать, но которую я все равно должна написать, чтобы можно было сказать, что я публикуюсь.

– Ничего себе. И к какому это числу?

– К завтрашнему. – Абсолютное безразличие, полнейшая прострация.

– Завтрашнему? Ты серьезно?

Она бросила на меня предостерегающий взгляд – напоминание, что я на ее стороне.

– Да. Именно завтрашнему. И я правда попала, если учесть, что редактировать это должен был Мальчик-Фрейдист. Никому нет дела, что он спец в психологии, а не в русской литературе, он – кандидат, вот его и назначили. Но как ни бейся – в срок я не успеваю. Ну и хрен с ним.

И Лили снова отхлебнула из своего стакана. Она старалась глотать жидкость сразу, чтобы не чувствовать ее вкуса, но все равно поморщилась.

– Лил, что случилось? В последний раз, я помню, ты говорила, что вы решили не торопить события и что он – просто чудо. Это, конечно, было до появления в нашей квартире того урода, но…

Еще один предостерегающий взгляд, на этот раз довольно злой. Я и прежде заговаривала с ней о Чокнутом Панке, но так получалось, что мы никогда не оставались с глазу на глаз, да и времени на разговоры по душам ни у одной из нас не было.

Несколько раз я пыталась завести об этом речь, но она тут же меняла тему. Она, конечно, была смущена и пристыжена и согласилась с тем, что он отвратителен, но неизменно уходила от разговоров о том, что всему виной – неумеренность в выпивке.

– Да, похоже, в ту ночь я звонила Мальчику-Фрейдисту из «О-бара» и упрашивала прийти ко мне. – Она избегала смотреть мне в глаза и притворялась занятой пультом музыкального центра; все последнее время в квартире звучали одни и те же заунывные песни Джеффа Бэкли.

– И что? Он пришел и увидел, что ты с кем-то… э… разговариваешь? – Я старалась быть помягче, чтобы она не отдалилась от меня еще больше. В ее душе шла явная борьба. У нее были проблемы с учебой, выпивкой и парнями, и мне хотелось поговорить с ней. До сих пор она ничего от меня не скрывала – я была ее единственной близкой подругой, – но в последнее время она мало что мне рассказывала.

– Да нет, – горько проговорила она, – он примчался аж с Морнингсайд-Хайтс, но меня в «О-баре» уже не было. После этого он, похоже, позвонил мне на сотовый, и вышло так, что ответил Кении, и вообще все это…

– Кении?

– Ну, тот хмырь, которого я притащила к нам тогда, помнишь? – В ее голосе слышался сарказм, но на этот раз она улыбнулась.

– Ага. И наверное, Мальчику-Фрейдисту это не очень понравилось?

– Да, не слишком. Ну и ладно, легко началось, легко и закончилось, верно? – Ее бокал опустел, она побежала на кухню, и я увидела у нее в руках полупустую бутылку водки. Едва разбавив водку содовой, она снова плюхнулась на диван.

Я как раз собиралась осторожно спросить, почему она накачивается водкой, в то время как ее ждет несделанная работа назавтра, но тут раздался звонок домофона: я нажала кнопку и соединилась с консьержем.

– Кто это? – спросила я.

– Мистер Файнеман пришел навестить мисс Сакс, – объявил Джон официальным тоном, демонстрируя «мистеру Файнеману», а возможно, и кому-то еще, свою деловитость.

– Вот как? Хм, здорово. Пусть поднимается.

Лили взглянула на меня, подняла брови, и я поняла, что разговора у нас снова не выйдет.

– Ну и вид у тебя, – саркастически произнесла она. – Что, не очень-то ты рада, что твой парень преподнес тебе сюрприз?

– Конечно, рада, – защищаясь, возразила я, но обе мы знали, что я лгу.

Наши с Алексом отношения в последнее время были напряженными. Действительно напряженными. Мы прошли через все стадии романтических отношений и проделали это великолепно: спустя три года каждый из нас знал, что любит и в чем нуждается другой. Но в то время, что мы проводили порознь, он всего себя отдавал школе – брался за любую работу, занимался с ребятами после уроков и подхватывал всякую инициативу, какая только приходила кому-нибудь в голову. И когда мы наконец встречались, с ним было так же «занятно», как если бы мы были женаты тридцать лет. По общему молчаливому соглашению мы ждали конца этого года – года моего рабства, но я предпочитала не думать о том, какими станут наши отношения по истечении этого срока. Но все-таки почему два близких мне человека – сначала Джил (она на днях тоже позвонила мне посреди ночи, чтобы обсудить какие-то пустяки государственной важности), а теперь и Лили – намекают на то, что мы с Алексом в последнее время не ладим? В глубине души я признавала, что от Лили, несмотря на внушительные количества поглощаемого ею алкоголя, не укрылось главное: я вовсе не обрадовалась известию о приходе Алекса. Я страшно боялась сказать ему, что уезжаю в Европу, боялась бури эмоций, которая неизбежно за этим последует и которую я бы с удовольствием отложила на несколько дней. Лучше всего до того времени, как буду уже в Европе. Но ничего не поделаешь, вот он, уже стучит в мою дверь.

– Привет! – произнесла я, пожалуй, с чрезмерным энтузиазмом, открывая дверь и обнимая его за шею. – Какая приятная неожиданность!

– Я на минутку, ты ведь ничего не имеешь против, верно? Мы тут были неподалеку с Максом, и я подумал: забегу поздороваюсь.

– Ну конечно, какое там «против», я так рада! Заходи, заходи.

Я чувствовала, что тараторю как ненормальная, и любой психотерапевт с легкостью бы определил, что мое напускное оживление в действительности скрывало отсутствие эмоций.

Он схватил бутылку пива, поцеловал Лили в щеку и уселся в оранжевое кресло, которое мои родители сохранили в более или менее приличном состоянии еще с семидесятых, словно зная, что придет время презентовать его одному из своих отпрысков.

– Это по какому поводу? – кивнул он на стерео, откуда доносились надрывные завывания «Аллилуйи».

– Медитирую. А что? – отозвалась Лили.

– У меня есть кое-какие новости, – объявила я, стараясь, чтобы мой голос звучал радостно, и желая тем самым убедить и себя, и Алекса в том, что все идет как нельзя лучше. Он с таким удовольствием готовил нашу предстоящую встречу выпускников – я сама всячески его к этому поощряла, – и теперь, когда до нее оставалось меньше недели, было до безобразия жестоко ломать его планы и надежды. Мы однажды всю ночь напролет обсуждали, кого пригласить на нашу большую воскресную пирушку, и уже точно решили, где и с кем пропустим по маленькой перед субботним матчем между «нашими» и «Корнеллом».

Они оба выжидающе и не чувствуя никакого подвоха смотрели на меня, наконец Алекс спросил:

– Да? И какие?

– Мне только что позвонили – я на неделю лечу в Париж! – В эти слова я вложила преувеличенный восторг гинеколога, объявляющего бездетной паре, что у них будет двойня.