Джей Вэнс - Элегия Хиллбилли

Мать постоянно спрашивала, не надо ли мне чего, и повторяла, как мною гордится. «Присматривала за детьми [Линдси], — пишет она в одном письме. — Они играли со слизняками на улице. Одного раздавили. Я его выбросила, а детям сказала, что он уполз, потому что Кэм от жалости стал плакать». Такой была наша мать в лучшие минуты жизни: любящей и веселой, проявляющей искреннее сочувствие. Она разделяла общепринятые нормы морали. Вот, например, она рассказывает о судьбе одной из своих подруг: «Тэрри, мужа Мэнди, наконец-то отправили за решетку. Так что у нее теперь все хорошо».

Линдси тоже писала очень много: она присылала в одном конверте по несколько писем за раз на бумаге разного цвета и с инструкциями на обороте: «Это читай первым, а это в последнюю очередь». В каждом письме говорилось о детях. Я узнал, что моя старшая племянница научилась ходить на горшок, племянник играет в футбол, а младшенькая уже улыбается и держит голову. Почти в каждом ответном письме я просил сестру поцеловать малышей и сказать, как сильно я их люблю.

Впервые оказавшись вдали от родных, я многое узнал о себе и о своей культуре. Вопреки общепринятому мнению, армия — это вовсе не прибежище для выходцев из нищих семей. Среди шестидесяти девяти членов моего взвода были и черные, и белые, и латиноамериканцы; обеспеченные парни из северного Нью-Йорка и бедняки из Западной Вирджинии; католики, евреи, протестанты и атеисты.

Естественно, меня тянуло к таким же, как я. «Сдружился с одним парнем из Кентукки, из округа Лесли, — рассказывал я родным в первом письме. — Но говорит он так, будто родом из Джексона. Я сказал ему, что это чушь, будто у католиков, мол, больше свободного времени. Просто у них так устроено церковное расписание. А он словно из глухой деревни, берет и спрашивает: “А кто они вообще такие — эти католики?” Я объяснил, что это разновидность христианства, и он ответил: “Может, и мне к ним переметнуться?”». Мамо сразу поняла, кто он такой: «Да, в той части Кентукки до сих пор многие не прочь потискать змей [49] Намек на змееносцев — христианскую секту, сформировавшуюся в начале XX века в Аппалачах как ответвление от пятидесятничества. Змееносцы практикуют ношение змей на руках и употребление ядов (включая стрихнин, щелок, карболовую кислоту и электролит), поскольку Бог должен защитить их от укусов и смерти. », — ответила она, шутя лишь отчасти.

В разлуке Мамо проявляла несвойственную ей слабость. Получая от меня письма, она всякий раз звонила тетке или сестре и требовала, чтобы те, бросив все дела, примчались и помогли разобрать мои каракули. «Люблю тебя, хоть ты и дурень, скучаю и все время забываю, что тебя здесь нет, кажется, что ты вот-вот спустишься а я на тебя как всегда заору, такое чувство, будто ты в доме. Сегодня опять болят руки, артрит наверное… Потом еще напишу, а ты пока береги себя». В письмах Мамо всегда не хватало запятых, а еще она частенько вкладывала в конверт статьи из «Ридерс дайджест», чтобы я не скучал.

Она по-прежнему оставалась нашей Мамо: вспыльчивой и ужасно заботливой. Спустя где-то месяц после начала тренировок я огрызнулся на одного инструктора, и тот, отведя меня в сторонку, заставил отжиматься, приседать и бегать, пока я не рухнул без сил. Обычная ситуация для тренировочного лагеря; каждый рекрут не раз через нее проходил. Мне даже повезло, что я протянул без наказаний целый месяц. «Дорогой Джей Ди, — написала бабушка, узнав о том случае. — Должна признаться, я давно ждала, когда эти ублюдки начнут над тобой измываться — и вот оно, свершилось! Просто знай, что ты у меня умничка. Пусть этот урод с мозгами олигофрена и дальше корчит из себя крутого засранца, а сам носит под формой женские труселя. Чтоб они все сдохли!» Прочитав этот язвительный пассаж, я решил было, что Мамо излила всю свою злость, но в следующем письме она по-прежнему плевалась ядом: «Привет, сладкий мой! Только и думаю, что о том, как эти подонки на тебя орут, хотя это можно только мне. Шучу! Помни, ты самый умный мальчик на свете и многого добьешься, в отличие от этих дебилов. И они это прекрасно знают. Ненавижу их! Чтоб у них кишки отсохли! Короче, знай, что их вопли — просто игра… Ты будешь умничкой и всем им покажешь». В общем, меня даже с другого конца страны поддерживала самая закоренелая и вредная хиллбилли всех времен.

Во время приемов пищи рекрутам приходилось демонстрировать чудеса тайм-менеджмента. Сперва с подносом в руках ты становишься в очередь. Персонал вываливает тебе на тарелку что попало, а ты боишься открыть рот и попросить чего-то определенного. Впрочем, обычно к этому часу ты столь голоден, что сожрал бы и дохлую лошадь. Ты садишься и, не глядя на тарелку (это непрофессионально) и не двигая головой (еще более непрофессионально), закидываешь в себя еду, пока не объявили построение. Весь процесс занимает не более восьми минут, и если ты не успел набить желудок, то будешь потом мучиться от голода (а если успел — то от несварения, что по ощущениям одно и то же).

Отдельно подавали лишь десерт; он лежал на блюдечках в конце стола раздачи. В свой самый первый день в лагере я схватил кусок пирога и направился к столу. Однако инструктор, тощий белый парень из Теннесси, преградил дорогу, уставился на меня мелкими глазенками и ласково спросил: «Тебе правда хочется пирожочка, да, жирдяй?» Пока я думал, что ответить, он выбил тарелку у меня из рук и пошел искать новую жертву. В общем, пирог я больше не брал.

Это был очень важный урок — но отнюдь не принципов здорового питания. Никогда бы не поверил, что в ответ на оскорбление я молча соберу с пола мусор и сяду за стол. Детские переживания заставили меня потерять в себе уверенность. Вместо того чтобы радоваться очередному успеху, я с ужасом ждал следующего испытания. Однако в тренировочном военном лагере, где испытания подстерегают на каждом шагу, я научился ценить свои достижения.

Корпус морской пехоты постоянно испытывает тебя на прочность. Никто не обращается к тебе по имени. Запрещено даже говорить про себя «я», потому что индивидуальности здесь не место. Любая фраза начинается со словосочетания «этот рекрут»: «Этот рекрут хочет отлучиться в уборную», «Этот рекрут должен посетить санитара (то есть врача)». Парней с татуировками и вовсе без конца обливают помоями за такую дурость — явиться в тренировочный лагерь с рисунками на теле. Новобранцам на каждом шагу напоминают, что они пустое место, пока не закончат учебку и не получат звания морского пехотинца. В нашем взводе было восемьдесят три человека; к концу тренировок осталось лишь шестьдесят девять. Те, кто бросил учебу (прежде всего по медицинским показаниям), лишний раз послужили примером, что звание военного еще надо заслужить.