Роберт Ирвин - Алжирские тайны [litres]

«Ну конечно, я с вами согласен. Просто я на минутку прикинулся адвокатом дьявола».

И в голосе его при этом звучал невысказанный намек: «Именно к этому выводу я, как искушенный, искусный спорщик, все это время вас подводил». Стоило только решить, что победа у тебя в кармане, как выяснялось, что ты уже потерпел поражение и унижен более глубоко, чем когда-либо. (Я пытаюсь объяснить это моим подчиненным, но они выглядят оскорбленными и пристыженными. Похоже, я не оправдал их ожиданий и – за обеденным столом – утратил авторитет командира.)

В тот вечер Рауль отстаивал логичность тактики ФНО и насмехался над неуклюжестью нашей армии.

– Подлинную битву за Алжир нельзя выиграть с помощью атак в окрестностях старого города и стрельбы из винтовок – как бы ни было занятно наблюдать в наших войсках такую энергию, такое неожиданное оживление. Нет, подлинную битву можно выиграть только в душе алжирца, и нам нужны не пули, а мудрые слова. Что до нашего алжирца – назовем его Мустафа, – то я могу представить себе, как он говорит: «Хорошенькое дело! Вы, значит, даете мне шанс стать французом и все такое прочее, но не успеваю я и глазом моргнуть, как десантники набрасываются на меня, сносят стены моей хижины, лапают моих женщин…»

Тут вмешался я:

– Что касается жалоб на то, как войска службы безопасности обращаются с фатмами, то армия не смогла бы обращаться с этими женщинами хуже, чем их родные отцы и мужья…

Мое замечание толкнуло Мерсье на рассуждения о том, что все женщины являются жертвами тирании. Даже француженки подвергаются утонченному угнетению. В конце концов эти скучные речи надоели Шанталь, она встала из-за стола и направилась в бассейн…

При помощи рук я помогаю своим солдатам получить некоторое представление о том, как Шанталь выглядит в купальнике, но излагать им мнение Мерсье об убогих либеральных идеях де Бовуар по поводу женского пола нет никакого смысла. Это их не заинтересует. Это не интересно мне. Я закончу Раулевой критикой нашей операции в касбе. Краснобайство Рауля завораживает моих несчастных солдат. Они сосредоточенно морщат лбы. Им не дано понять – как поняли все, сидевшие тогда за столом, даже Морис, туговато соображающий в такие моменты, – что Рауль попросту играл словами и мыслями, а мне недостает умения заставить подчиненных хорошенько разобраться в ситуации.

Заканчивая, я с удовлетворением замечаю, что изнывающие от жары слушатели, похоже, трепещут от лютой ненависти, но при этом вижу на лицах некоторых солдат мечтательное выражение – выражение зависти и тоски.

– Взвод, разойдись!

Я поспешно возвращаюсь в разведывательный отдел и погружаюсь в милые моему сердцу документы. Многие из документов – это текущие сводки, большей частью составленные моим предшественником и касающиеся только событий, происходящих в Сахаре. В них говорится о сезонной миграции племен и локальном межплеменном соперничестве. В сущности, они представляют большую ценность для антрополога, чем для контрразведчика. Однако значительная часть новых документов – плод моего труда, и они строго засекречены. В них сказано о недовольстве, зреющем в племенах, о сочувствующих колониальному режиму осведомителях и коллаборационистах, о получателях ссуд и пропагандистах из ФНО, о путях, которыми ФНО переправляет солдат, оружие и информацию из Туниса в Алжирскую Сахару, о полках ФНО, укомплектованных по ту сторону линии Мориса. Более того, в этих документах предпринимаются попытки выявить каналы связи между бедуинами и феллахами в пустыне и командные вилайи ФНО в больших городах побережья.

И вот я вновь, как и много раз до этого, углубляюсь в увлекательное изучение своих трудов – документов с перекрестными ссылками и схем, отражающих системы управления в ФНО и в контрразведке. Вилайя ФНО разбита на сектора, сектора – на подсектора, подсектора – на участки, участки – на подучастки, подучастки – на группы, группы – на ячейки. Но можно взглянуть на это и с другой стороны. Сформировавшаяся ячейка – она состоит из трех человек – вербует новых членов. Прежде чем ячейка распадется, ее численность может увеличиться вдвое. Когда она распадается, образуются две ячейки, а в результате объединения этих двух ячеек, в свою очередь, возникает группа. Когда в достаточном количестве объединяются группы, образуется подучасток. Революционные ячейки составляют прекрасный, геометрически правильный организм. Он порождает командную структуру ФНО, которая имеет форму пирамиды и является отражением соответствующей французской пирамиды надзора и контрразведки. Пирамиды, решетчатые конструкции и ячейки – но в этих геометрических структурах нет ничего застывшего. Они находятся в непрерывном движении, порождая новые структуры и избавляясь от старых. Однотипное геометрическое строение революции и контрреволюции порождает дисциплину и насилие. Эти две пирамиды склонны к взаимопроникновению, поскольку две системы связаны между собой осведомителями и двойными агентами и одна стремится зеркально отражать методы и преимущества другой.

Все это возникает перед моим мысленным взором. Однако следует признать, что диаграмма системы управления ФНО, составленная мною на бумаге здесь, в разведывательном отделе Форт-Тибериаса, далека от совершенства. У моей пирамиды ФНО отсутствует вершина. В сооружении там и сям недостает важнейших ступеней, а мостки, которые, судя по всему, должны вести наверх, на самом деле заканчиваются пустотой. У меня имеются агенты ФНО, завербованные французами в качестве двойных агентов, и профранцузские двойные агенты, подозреваемые в том, что они стали тройными агентами ФНО. Все личные дела в разведывательном отделе снабжены краткими выписками, но почти половина перекрестных ссылок в реестре выписок касается документов, которые, похоже, утеряны. Беспорядок создал здесь свой нехитрый шедевр. За прошедшие четыре года я оказал революции множество услуг, но эта запутанная, небрежно выполненная компиляция, несомненно, самый главный мой вклад.

Через определенные промежутки времени я отправляю свои данные с сопутствующим анализом в главные архивы Второго отдела в Алжире, Оране и Париже, и там их без лишних вопросов вводят в систему. Точнее, так было до последнего времени. Недавно все-таки возникли вопросы и критические замечания в отношении полученных мною результатов. Некоторых успехов я, безусловно, добился. Мои хозяева стараются обеспечивать некоторые успехи, чтобы я не лишился должности, но этого недостаточно. Многие люди подвергаются пыткам и умирают под пытками, чтобы мой обман не раскрылся, но этого недостаточно. До сих пор мои критики – а их по-прежнему немного, – похоже, клонят к тому, что я – некомпетентный трудяга. Ни единого намека на подозрение в измене мне обнаружить не удается. Но как долго это еще продлится?