Владимир Алеников - Ублюдки [litres]

Это всё не страшно.

Главное, что сбылась его мечта, он наконец-то попал в настоящие горы, впервые в жизни.

Прав был Высоцкий, лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал.

Но он, Володя Рудерман, побывает.

Он ещё побывает везде.

Змее подождала ещё немного.

С каждой секундой ей становилось очевидно, что покоя в этом месте уже не будет, что всё же придётся перемещаться и опять подыскивать себе что-то более-менее подходящее.

Она подняла треугольную плоскую голову и некоторое время негодующе смотрела на болтавшийся напротив неё конец.

И, внезапно решившись, с молниеносной скоростью сделала бросок.

Володя почувствовал острый укол и невольно вскрикнул. В ужасе увидел он тёмное полутораметровое извилистое тело, быстро исчезавшее в траве.

Володя сделал мгновенный прыжок в сторону, но, запутавшись в спущенных штанах, потерял равновесие и упал, заорав одновременно от страха и боли.

Костя Рачихин, с удовольствием уплетавший бутерброд с докторской колбасой, недовольно повернулся в его сторону и с удивлением обнаружил, что Рудерман, скрючившись, катается по траве.

– Ты чего? – спросил он, подбежав.

Володя, судорожно всхлипывая, молча показал ему пальцем на кончик своего члена. Там отчётливо были видны две капельки крови.

Приглядевшись, Костя увидел и след укуса.

– Кто это тебя? – пробормотал он.

– Змея, – стуча зубами, произнёс Володя. – Я в-в-ввидел.

– Тьфу, блядь! – с ожесточением сплюнул Рачихин.

Такого, чтобы змея кого-то за хуй схватила, он ещё не слыхал. Всё-таки если мудак, то это уже мудак на всю жизнь.

Костя даже еле удержался, чтобы не заржать. Но тут же опомнился, помрачнел.

Он, не отрываясь, неодобрительно смотрел на Володин член, который на глазах краснел и увеличивался в размерах.

– Что за змея? Как выглядела?

– Б-б-большая, – только и выговорил Володя.

После чего застонал и вдруг заплакал тонким противным голосом.

Костя Рачихин усиленно думал.

Только этого ему сейчас не хватало. Рудермана могла укусить либо гюрза, либо эфа, либо среднеазиатская кобра, они здесь тоже водятся. В первых двух случаях у них ещё есть в запасе несколько часов, помощь, если её немедленно вызвать, может успеть. Если, конечно, в городе найдут вертолёт свободный, что тоже не сказано.

В случае же с коброй дело хуже, никакая помощь не поспеет, яд надо срочно отсасывать, он распространяется очень быстро.

Костя брезгливо посмотрел на опухший член Рудермана, потом расстегнул свой пояс, вытащил его из брюк и, морща нос, поскольку от Володи сильно пованивало, крепко перетянул ему член у самого основания. Рудерман при этом выл, не переставая.

Костя Рачихин вернулся к рюкзаку, сунул в рот остаток бутерброда и достал рацию. Мобильником он даже не попытался воспользоваться, в горах это пустое дело.

Володе было очень плохо. Член сильно покалывало. С каждой секундой он видел хуже и хуже, всё плясало и множилось перед глазами. Во рту он чувствовал какой-то металлический привкус, стало тяжело глотать и дышать…

Володя ощутил, что его тошнит, попытался встать, но тут же опять упал. Движения его становились нелепыми, теряли всякую координацию.

Он вдруг отчётливо понял, что умирает, и в диком приступе ужаса позвал Костю.

Ему казалось, что он кричит в полную мощь, но на самом деле его было еле слышно.

Костя услышал и, хмурясь, подошёл. В лагере ему не сказали ничего обнадёживающего. Будут пытаться связаться с городом, вызывать вертолёт. Сколько на это уйдёт времени, никто не знает.

Рудерман горько плакал, пытался что-то сказать. Костя нагнулся к самому его рту.

– Что со мной будет? – с трудом разобрал он сквозь безутешные рыдания.

Костя выпрямился. Перевёл взгляд на укушенный член. Он стал синий и каких-то гигантских размеров. Только в страшном кошмаре можно было представить, что ему, Косте Рачихину, придётся сосать этот хуй.

«Помрёшь – вот что будет», – злобно подумал он, но вслух, однако, ничего не сказал.

Рудерман вдруг замолчал и стал закатывать глаза. Костя с размаху сильно ударил его по щеке.

Голова у Володи мотнулась, он захрипел, но глаза вернулись на место, и он опять прерывисто задышал.

Костя Рачихин смотрел на него, не отрываясь. А ведь если сейчас этот говнюк помрёт, то не видать уже Наташки, это как пить дать. Никогда она ему не простит, что её братец у него на глазах подох. Объясняй ей там потом про змею, не объясняй, всё пустое, он Наташу Рудерман изучил хорошо. Шансы его на этом накрываются…

Рачихин с ненавистью разглядывал тяжело дышащего Володю. Обидно, ох, обидно! Такую бабу упустить из-за этого кретина. Чего ради, спрашивается, всю неделю с ним таскался, мучился…

Но с другой стороны, если он его спасёт, то это уже полный пиздец!

Тут уж она ему до гробовой доски будет обязана. Никуда не отвертится, голубушка. Сама всё принесёт .

На блюдечке с голубой каёмочкой.

Глаза у Кости заблестели, замаслились. Мысли вихрем крутились в его голове.

Эту вершину он тогда покорит без проблем. Никакой муж уже не помеха. Она ведь в братике своём души не чает, больше ж у неё никого нет из кровной родни. Не считая ребёнка, конечно.

И к тому же Рудерман, само собой, всё сделает, что он скажет. Из кожи вон вылезет, чтобы в благодарность за спасение своей драгоценной жизни сеструху ему в койку уложить.

Ну что ж, Наташенька, ради твоих чёрных глаз!

Костя Рачихин быстро обвёл языком полость рта, чтобы убедиться, что всё чисто, никаких ранок нет.

После чего опустился на колени, подавляя отвращение, взялся за посиневший хуище и начал отсасывать яд, периодически сплёвывая.

В это время наверху, в полукилометре от них, на самой вершине возвышавшейся над плато горы, появилась одинокая фигурка. Это был юноша, почти мальчик.

Он повернулся в их сторону и, заинтересовавшись, стал всматриваться, прикрывая глаза от солнца.

Костя, не заметив его появления, по-прежнему энергично высасывал яд. Голова у него кружилась, и во рту чувствовался странный резиновый привкус.

Он на секунду оторвался, чтобы передохнуть, и вдруг обратил внимание, что ближайшая к нему левая рука Рудермана превратилась в огромную сосиску, как будто её надули. Только там, где Володя носил часы, оставалась узкая перевязка.

Подросток, стоявший на вершине, видимо, потерял интерес к увиденному. Во всяком случае фигура его там исчезла.

Вершина снова была пуста.

Костя Рачихин перевёл взгляд на лицо Рудермана и отшатнулся. Оно было белое, неподвижное, с закатившимися глазами.

Он схватил Рудермана за грудки и как следует потряс его, но тот не двигался.

Костя оторвал травинку и поднёс её сначала к носу, а потом к открытому рту Володи. Травинка не шелохнулась.