Владимир Алеников - Ублюдки [litres]

Внезапно Андрюша обратил внимание, что шарик перестал увеличиваться в размерах. Мало того, он почему-то стал сокращаться , как резиновый насос, которым сосед накачивал круг для плавания.

Папа, державший шарик обеими руками, сильно покраснел, щёки его раздувались, по лицу потёк пот. Он громко сопел, как будто выполнял какую-то тяжёлую работу.

Андрюша очень удивился поначалу, но потом вдруг понял, что происходит. Это вовсе не папа надувал шарик. Наоборот, шарик надувал папу .

Папа, и без того толстый, постепенно становился ещё толще. Это было очень смешно, и Андрюша весело расхохотался.

Папа услышал, как он смеётся, и скосил на него глаза. Глаза у него были такие необычные , что Андрюша испугался.

Внезапно он догадался, что папа уже не хочет играться с шариком, но по каким-то причинам не может отпустить его. Шарик же, наоборот, явно хотел и дальше надувать папу. Он упорно продолжал сокращаться.

Папа что-то промычал, но Андрюша из этого мычания ничего не разобрал. Глаза у папы сильно покраснели и вылезли из орбит.

Что-то вдруг посыпалось и покатилось по тротуару. Оказалось, что это с треском отлетели пуговицы на папиных брюках.

Брюки съехали вниз, из них вывалился невероятных размеров живот, обтянутый рвущейся по швам майкой.

Андрюша в страхе увидел, что из носа, из ушей и даже из глаз у папы потекла кровь. Он скривил губы, пытаясь сообразить, что делать, но в это время раздался ужасный хлюпающий звук, и папа лопнул .

Что-то мокрое и тёплое залепило Андрюше лицо. Он с отвращением сбросил это что-то с себя.

Он понял, что это была часть папы, и на остальное теперь боялся посмотреть.

Андрюша хотел зарыдать, но в следующее мгновение вспомнил горько плачущую девочку и решил во что бы то ни стало удержаться от слёз.

Потому что всё-таки он был мальчик. Мужчина. Мужик. Молоток.

Семья Безбородко в несколько неполном составе – папа, мама и сын – заканчивали приготовления к празднованию дня рождения главы семейства, Алексея. Состав был неполный, так как отсутствовало старшее поколение. Лёшина мама гостила в Торонто, у старых друзей – Сулейкиных.

Когда-то Лёша Безбородко даже учился в одной школе с их сыном Веней, только тот был на два класса старше. К окончанию школы Веня вдруг молниеносно женился на своей однокласснице Элле. А затем с той же скоростью развёлся.

Первое объяснялось тем, что Элла забеременела, об этом вся школа болтала, а второе – получением Сулейкиными разрешения на выезд в Канаду на ПМЖ. Элла ехать не могла, кажется, из-за больной матери, да и не особо хотела, у неё, по слухам, в это время уже был новый роман.

Тёща же Алексея, Изабелла Дмитриевна, находилась по печальному поводу в Екатеринбурге, где шёл судебный процесс над старшим братом жены – Ричардом, обвинявшимся в серьёзных финансовых махинациях. Правда, была надежда, что всё обойдётся, как говорится, малой кровью, так как защищал Ричарда известный и весьма дорогой московский адвокат Эмиль Рудерман.

Так или иначе, день рождения был таким событием омрачён. Не говоря уж о том, что Алексея Безбородко вообще угораздило родиться летом. Самый для подобного дела неудачный сезон – время отпусков, разъездов. Сколько Лёша себя помнил, столько вечно висела в этот день проблема собрать гостей.

Вот и сегодня тоже. Только вчера выяснилось, например, что Колышкины, на которых Лёша очень рассчитывал, внезапно уехали отдыхать в Финляндию. А ведь из-за Колышкиных сын Славик специально отвёл Джека к приятелю до завтрашнего дня, потому что у Наташи, жены Эдика, дикая аллергия на собак, она их не переносит.

Другой небезынтересный приятель, Стас Карпухин, с которым они только недавно виделись в ресторане, на дне рождения Колышкина, и кое-что вполне продуктивно перетёрли , как оказалось, скоропостижно скончался. Чуть ли не в тот же вечер. Какой-то дурацкий несчастный случай.

Короче говоря, сплошная непруха. В результате почти никого не будет. Сосед вот разве что обещал заглянуть. Он, конечно, совсем из простых, но мужик неплохой, симпатичный, а главное, человек нужный, старший по подъезду , в доме его все уважают, советуются по коммунальным вопросам. Так что один вечер можно потерпеть.

Может, ещё пара-тройка человек соберётся. Ну и, разумеется, зайдёт старый школьный друг Митька, он всегда приходит, когда приглашают. Но от Митьки толку мало, как от козла молока, просто звать в это неудачное время больше некого.

Алексей Безбородко озабоченно засопел. Уже несколько минут он с растущим раздражением наблюдал, как его единственный сын Славик протирал бокалы.

– Халтуришь, Славик! – не выдержав, сделал он ему замечание. – Протирай заново.

Славик в свою очередь тяжело вздохнул. Вздох этот означал, что родители сильно его достали. Но озвучивать данную мысль он не решился. Всё ж таки торжественный момент, день рождения у папы, чёрт с ним. Так и быть, протрёт ещё раз, не обломится.

– Ну так чего там у тебя в школе? – поинтересовался тем временем папа, задумчиво ковыряя в зубах.

Сын учился в частном лицее, который, в нарушение всех привычных правил, заканчивал учебный год не в мае, как все нормальные школы, а в конце июня. Правда, и занятия начинал позже – 1 октября.

– А чего? Ничего такого, – равнодушно отвечал сын.

– Говори, Славик, когда папа спрашивает! – строго одёрнула его мать. – «Ничего такого» ему! Я вот тебе сейчас дам « ничего такого »!

– Вот именно, – поддакнул старший Безбородко. – Что ты, не можешь, что ли, рассказать отцу по-человечески, чего вы там делаете. Ну, уроки – понятно, а ещё чего? Чего-нибудь интересненькое, в конце концов, там у вас происходит? За что я деньги-то плачу?

– Происходит, – нехотя сказал сын. – Вот изобретеньице одно испытываем.

– Вот как? – оживился папа. – Какое такое изобретеньице?

Сын, однако, не отвечал, с опаской поглядывал в сторону кухни, где мама готовила салат оливье.

– Да ладно, Славка, говори, не бзди, – проявляя мужскую солидарность, вполголоса успокоил его отец.

И нарочитым громким голосом добавил:

– Мама у нас сегодня добрая, да, Свет?

– Да пусть говорит, не трону! – певучим голосом пообещала из кухни мама Безбородко.

– Так что давай, сынок, рассказывай, чего изобрёл-то? – вопросил папа, усилием воли подавив рождающийся зевок. – Давай, давай, Славка, колись!

Но расколоться Славик не успел, потому что в этот самый момент раздался звонок в дверь.

– Рановато что-то, – сказала мама, посмотрев на стенные часы.

Папа молча пожал плечами и пошёл открывать.

На пороге стоял незнакомый мальчуган, протягивающий конверт.

– Вот, – сурово произнёс он. – Велели передать.