Генри Крейн - Санта–Барбара I. Книга 1

Ему пришла замечательная идея. Он открыл дверцу бара–холодильника ключом, который выдавался клиенту, и немного пошарил в холодильнике. Там, между рядами бутылок, он нашел другой ключ и с его помощью открыл подвесной шкаф. Ему было от чего прийти в недоумение. Там висели как мужские костюмы, так и чисто женская одежда.

«Значит, в комнате живут, по крайней мере, двое».

В стенном шкафу на верхней полке друг на друге стояли два чемодана. Открыть их не представляло никакой трудности. В одном из них в безукоризненном порядке были разложены флакончики, маленькие коробочки, кисти разных размеров и большое зеркало, занимавшее всю поверхность крышки чемодана и защищенное пробковой дощечкой.

«Целый набор театрального грима», — отметил про себя молодой человек.

В другом чемодане был беспорядок. Сверху лежали три парика, один из которых был мужским. Джо засунул руку поглубже. На дне чемодана среди вороха тонкого женского белья он нащупал что‑то твердое, похожее на картон. Действительно, это была согнутая пополам почтовая карточка с обтрепавшимися от старости краями. На оборотной стороне открытки, изображавшей пейзаж Аляски зимой, Джо смог Прочитать слова, написанные широким мужским почерком: «Любовь навсегда! Лайнал Софии». А в самом низу — адрес, подписанный более тонким почерком: «Бикэнхауз энколедж».

Молодой человек все положил на место. Назавтра утром Джо рассчитался с гостиницей.

Когда Джо обратился за помощью к Крузу, пожарный, томившийся в вынужденном безделии, обрадовался возможности доказать своему другу расположение и привязанность. Просьба Джо вызвала в нем знакомое томительное чувство, которое поднималось в Крузе каждый раз при виде огненной стихии и заставляло, забыв обо всем, бросаться на борьбу с пожаром. Такое щемление сердца, которое было непонятно более приземленному, чем Круз, человеку, он называл желанием рисковать, и этот риск только усиливал его наслаждение перед лицом опасности. И сейчас, помогая своему другу, он почувствовал себя искателем приключений. Если он был убежден в невиновности и в законопослушании своего вновь обретенного друга, то все, что он наблюдал вокруг этого дела, связанного с убийством, было настолько нечистым, каким бывает аквариум, о котором никто не заботится. И в этой мутной водице, в конечном счете, водилось немало всякой рыбки. Конечно, все хотели, чтобы у них руки были чистыми, а козлом отпущения был назначен совершенно определенный человек, еще пять лет тому назад. Назначен всеми. Такое единодушие, по крайней мере, было подозрительным, поскольку происходило оно как от Аугусты Локридж, так и от Ченнинга Кепфелла–старшего, — в то время, как эти два персонажа в принципе обычно вообще не были согласны ни по одному поводу. А если снова вернуться к рыбам или козлам и проанализировать причины этой мести, то здесь многое оставалось неясным.

Кепфелла–старшего понять было легче: Ченнинг был его сыном. Можно было спросить себя: «Положит ли конец его родительским страданиям то настойчивое преследование, которое он с таким рвением вдохновлял?» Король Санта–Барбары всячески пытался отдалить Джо от его дочери. Такая назойливая «опека» уже взрослой девушки в любом случае была не совсем понятной. И потом, зачем ему было изо всех сил пытаться ввести в свою семью такого человека, как Питер Флинт, социальные «качества» которого в своей основе были не более блестящими, чем качества Джо Перкинса пять или шесть лет назад. И тогда Кепфелл с той же страстью ринулся разбивать этот союз, как теперь пытался женить Питера на Келли. Вообще в сложном уравнении Джо — Питер Круз находил все больше неизвестных. Конечно, Джо ему не может нравиться, потому что он хотел сохранить Келли для себя. Это легко понять. В этой женитьбе он видел шанс каким‑либо способом преуспеть в жизни. Иных способов у него пет, потому что в принципе он никчемный человек: между преподавателем физики и подлецом можно ставить знак равенства. Чего стоит одно его предательство двух любящих людей, Келли и Джо, которые пытались сбежать из Санта–Барбары, не говоря о таких актах насилия, как зажигательная бомба, подброшенная в дом родителей Джо, и этот номер с железным дротиком на яхте. Это, конечно, низость, но что ее питает? — подумал Круз. И уж совсем загадка, так это Мейсон. Его действия тоже не отличались утонченностью. И даже если в данном случае он находился под влиянием отца — все равно он слишком пристрастен к этой истории. Прокурор, заглядывающий в портовый кабачок, чтобы арестовать кого‑то, не имея на это санкций или каких‑либо других серьезных причин, что это вообще могло означать? Он‑то почему так стремился устранить Джо?

А Аугуста Локридж, которая введет в свой дом Джо, а прежде растрезвонит по городу, как она осуждает его освобождение? Лишенное логики поведение.

А Сантана? Роль Сантаны становилась все менее ясной с ее бесконечной манерой радоваться Кепфеллу. Выло что‑то новое в манере поведения Сантаны и не осталось незамеченным Крузом. Отдавая отчет этому необычному явлению, Круз пошел на виллу, чтобы убедить ее сотрудничать с ним, уверенный, что его ждет успех…

А тут еще появился этот Доменик. Тоже очень интересная личность. Он заставил рассказать Джо все: и о мотеле, и о комнате, и о чемоданах.

Нужно будет непременно съездить в Анкоридж. Он сам купит Джо билет на самолет. Самый северный из американских штатов, с его торосами и полярными зимами, о котором не все и помнили, имел всего теоретическое отношение к Калифорнии.

Самолет, а точнее аэробус, прибыл в аэропорт Анкоридж глубокой ночью, преодолев огромное расстояние за восемь с лишним часов. Джо с трудом верил, что он приземлился в собственной стране — таким долгим показался ему этот путь. К своему удивлению, вместо хижин эскимосов Джо обнаружил небольшой мирный городок и вполне соответствующую ему гостиницу. На следующее утро, по–северному темное, он отправился на поиски Бикэнхауз. По рекламе в справочнике, который Джо изучил на почте в Санта–Барбаре, Бикэнхауз был «приятным домом отдыха в самом спокойном штате Америки». Когда Джо дошел до маленькой отдаленной улицы, на которой, согласно этому же справочнику, приютился Бикэнхауз, рассвет чуть забрезжил, и его неяркие краски соперничали с искусственным освещением. Дверь Бикэнхауз была широко и гостеприимно распахнута, а отсутствие решеток и оград делало его непохожим ни на Ароебич, ни на виллу Кепфеллов. Без внутренней дрожи Джо спокойно вошел в парк, благоухающий цветами и свежестью. В центре этого парка возвышалась любопытная конструкция в виде параллелепипеда, и от нее в разные стороны расходились трапеции, что очень напоминало Площадь Звезды в Париже. Такие архитектурные изыски приятно удивили Джо, и когда он увидел, как по краю дорожек у самой земли светятся гирлянды маленьких огоньков, Джо понял, как все это, должно быть, скрашивает жизнь уставших от бытия людей.