Дмитрий Быков - Палоло, или Как я путешествовал

Тит, кстати, действительно только что вступил на престол. 24 июня 79 года скончался его отец Веспасиан – тот самый, обложивший налогом общественные сортиры и на возмущение сына заметивший, что деньги с мочи не пахнут. Веспасиан был правитель дельный, здравый и остроумный. Сына он воспитал отличного – человеколюбивый Тит немедленно послал в Помпеи большой отряд римской гвардии, но уже на подступах к городу стало ясно, что спасать некого. Народу, однако, это не помешало благословлять Тита и уже при жизни называть Божественным. Отчего-то популярность правителя возрастает после стихийного бедствия – разумеется, в тех цивилизациях, где правителя не считают ответственным за стихийные бедствия. Таких цивилизаций, как показывает опыт, становится всё больше. Объясняется это тем, что остальные – в которых власть отвечает за всё – попросту нежизнеспособны, а потому в конце концов уступают историческую арену другим.

…После терактов в Нью-Йорке селиться не перестали, и на склонах Везувия – тоже. Человечество – храбрая такая организация, оно быстро восстанавливается и легко приходит в себя. Землетрясение и извержение 24 августа 79 года разрушило Помпеи, Геркуланум и Стабию, а сверху завалило их трёхметровым слоем вулканического пепла (мелких шариков вроде пемзы). Был ещё город Мезина, в непосредственной близости от Везувия. Люди увидели чудовищную тучу, надвигающуюся на них, и кинулись прочь из города. Бо́льшая часть тучи, однако, рассыпалась вулканическим пеплом, не дойдя до Мезины. И люди наутро вернулись в свои дома. Подробное описание этого события оставил восемнадцатилетний Плиний-младший, вернувшийся в дом вместе с матерью.

– Как ты думаешь, мой Муми-сын, – спросила Муми-мама, – цел ли наш сад, и дом, и всё-всё-всё?

– По-моему, всё цело, – сказал Муми-тролль. – Пойдём посмотрим.

Селиться на склонах Везувия люди не переставали никогда. Просто на вулкане – во всяком случае на Везувии – очень плодородная почва. На ней всё замечательно растёт: и цветы, и плоды. Окрестности Неаполя и соседние острова (Искья, Капри и другие, помельче) кудрявы от зелени и пестры от цветов, разве что, говорят, помидоры одно время не удавались, но искитанцы вывели сорт, который можно поливать горячей солёной водой из термальных источников – и они получаются солёными уже на кусте.

На склонах Везувия категорически запрещено строить здания выше определённой черты. Тем не менее их строят, наплевав на все запреты. Место не только плодородное, но и денежное: разводить туристов гораздо выгоднее, чем помидоры. Белые гостиницы и ресторанчики с видом на угрюмую гору и радостный Неаполитанский залив в случае извержения спасти никто не успеет, но строят и надеются на лучшее.

Широкая, темно-серая, ноздреватая полоса лавы от последнего извержения ровно прочерчивает конус – она ещё не заросла травой, но ещё через век тоже станет основой для плодородной почвы. На вулкане есть обсерватория: учёные наблюдают за состоянием горы. Несколько лет назад уровень лавы уже поднимался – до десяти километров под землёй. У одного из землевладельцев из термального источника на огороде забил кипяток, и больше никаких последствий не было.

Жители Помпей знали толк в удовольствиях. Город был огромный (сейчас он ещё не вполне откопан, а из одного его конца в другой ходит автобус). Портовый город, терпимый ко всем религиям, умеющий со вкусом поесть и ублаготворить своё тело роскошными термами и роскошными девами в лупанарии (лупанарий тёмен и гадок: маленькие каменные закутки с эротическими росписями на стенах и один на всех сортирчик с дырой). В театре ставили греческие пьесы, но, кажется, больше любили ходить на гладиаторские бои. При раскопках в амфитеатре нашли два обнявшихся тела: роскошно одетой девушки и гладиатора. Подумаешь, Везувий. Любовь не сообразуется с явлениями природы.

На весь мир славилось помпейское сукно: секрет заключался в том, что сукна вымачивали в человеческой моче. Всякий посетитель валяльни должен был пописать на входе в специальное каменное корыто. Желающие могут пописать и сейчас: корыто цело.

В банях решались торговые дела. В этом смысле ничего не переменилось. А вот наиболее ценимый продукт помпейского экспорта – соус из специальным образом сквашенных и забродивших рыбьих потрохов – утрачен навеки, потому что при всех попытках сквасить потроха в современных условиях получается ужасная дрянь. Впрочем, и спартанский «чёрный суп» никому не удавался – после реконструкции рецепта у всех дегустаторов случился жестокий понос, а любимым блюдом афинян был паштет из мёда, сыра и чеснока. Вкусы переменились, да оно и понятно – рацион современного помпеянина радикально отличается от меню помпеянина древнего. В первом веке тут понятия никто не имел о помидорах, не говоря уж о картошке. Вино, правда, как делали, так и делают. Оно в Неаполе специальное, с горчинкой, – как жизнь на вулкане с присущим ей неповторимым привкусом постоянного риска.

Как это было – никто в точности не знает. Скорее всего, сначала над городом сгустилась тьма: пепел закрыл небо. Никто не знал, бежать или оставаться дома. Те, кто убежал, кинулись к морю, и там их настиг поток лавы – на побережье залива и в прибрежных пещерах до сих пор находят останки жертв катастрофы. Тех, кто не убежал, задушил ядовитый газ, а сверху засыпало пеплом. Никто не спасся, а город остался целым, законсервированным во всех подробностях, предоставляя себя историкам и археологам.

Примерно так же выглядит Припять – город, куда мы ездили незадолго до посещения Помпей на пятнадцатилетие Чернобыля. Пустой, мёртвый, застывший в своём 1986 году. Детский сад с кукольными платьицами, квартиры с рассохшимися пианино, детская площадка с навеки застывшей каруселью, стадион, заросший молодым лесом.

Но и в Чернобыле почти сразу появились самосёлы – те, кто вернулся туда вопреки запретам. Человек, мы же говорили, так устроен – он строит дом на вулкане и возвращается туда, едва минует опасность. И в Помпеи вернулись, только полторы тысячи лет спустя. Вернулись бы и сразу, но некому было вернуться: в Помпеях и Геркулануме погибли все.

Всё, что осталось от большого города, – стены, сложенные из туфа и тонкого римского кирпича, водопровод, театр, каменные столы для приготовления рыбного соуса да статуя бога Приапа с гигантским фаллосом. Кажется, здесь только ели, пили и совокуплялись: осталось только телесное. Дух, если он вообще был, отлетел. Ещё остались знаменитые помпейские пустоты, впоследствии залитые гипсом и явившие миру изуродованные смертной тоской фигуры погибающих людей и зверей.

Осень нынешнего года – не самое подходящее время для поездки в Помпеи: и так знаешь, как всё хрупко, на каких соплях держится. Кажется, вот накроет нас облаком пепла – и что останется? Сортиры с итальянской сантехникой, столы, где ели, диваны, где лежали, глянцевые журналы с картинками – потом, может быть, они тоже станут фактом истории искусства. Наша цивилизация умеет заботиться о теле ещё лучше, чем помпейская.