Коллектив авторов - Удивительные истории о мужчинах

Утром раздал всем пропуска. Меня так и не сняли с должности — я умел договариваться. Прошла неделя. Никто меня не похвалил, вообще никто моих трудов не заметил. Я ежедневно смотрел в лица сокурсников: «Ну хоть один! Ну пожалуйста!» Но нет.

После обеда меня вдруг вызывает командир роты.

Захожу в кабинет. Пунцового цвета лицо командира, нервные складки на пульсирующем лбу. Рядом сидит начальник секретного отдела. Губы поджаты. На столе лежит моя крапленая колода. И мне тут же выписали тузовый покер:

— Это что такое?

— Пропуска.

— Это точно пропуска?

— Так точно!

— А точнее?

— Так точнее!

— А вот это что?

На этих словах командир встал из-за стола, схватил несколько пропусков неудачников и сунул мне в харю.

— Это, блять, что?!

Я опустил глаза на лежащий поверх кучи пропуск в секретный корпус. На меня глянуло лицо одноклассника. Вернее, одноклассницы.

Длинные локоны тонкими прядями ниспадали на плечи, брови чуть удивленно подняты, губки застыли в маленькой обидке, глаза с томной поволокой. На шее блистал бриллиант.

— Это, блять, что такое?!

— Я хотел как лучше.

— Лучше, чем что?

— Я был уверен, что никто не заметит.

— Не заметят, как ты шестьдесят трех курсантов перерисуешь на каких-то блядей? Ты где столько времени нашел так это все скрупулезно отрисовывать? Я тебя сгною на тумбочке! Она к твоей жопе так прирастет, что ты кентавром станешь! Я на тебе на парадах скакать буду с военно-морским флагом!

— Нарисовано неплохо, — прокомментировал ситуацию начальник секретной части.

Командир повернулся к нему, превратившись за секунду из виноватого в обвинителя:

— А мне теперь что делать?

— Ну… тут уже наша промашка. За неделю ни один пропуск не был выявлен. Вахта работает спустя рукава, курсанты вообще в пропуска не заглядывают. Будем с этим работать. Будем.

— А с этим что делать? — перст воткнулся мне в солнечное сплетение, туда, где гюйс соединяется с фланелью.

— Наказать мы его не можем в такой ситуации — сами понимаете, такое оглашать нельзя. Но чтобы такого больше не было! Товарищ командир роты.

Когда секретный начальник ушел, командир объявил построение роты.

Когда все выстроились, он вывел меня на середину:

— Раздайте курсантам секретные пропуска!

— Есть!

— Сейчас у нас будет серьезный разговор о бдительности!

И я стал раздавать каждому в руки пропуск.

— Бля!

— Аха-ха-ха-ха!

— А я ниче так!

— Бусы как у продавщицы овощного!

— Ну ты и дура тут!

— На себя посмотри, шлюха!

Командир стоял и молча смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого.

— Рота пидарасов! — плюнул на плац и огромными шагами скрылся в провале ротного помещения.

Откуда-то справа морским бризом в висок ударил аромат «О’Жён» — мужского одеколона для вас, а может быть, для него.

Лейтенантом я получил квартиру в бараке. Ну такой барак на четыре семьи: с одной стороны две квартиры и с другой. Стенки были покрыты вечно пачкающей штукатуркой.

В принципе, эта штукатурка и была стенками. Можно было с соседями в крестики-нолики играть: ты им крестик, а они тебе нолик с той стороны выдавливают.

И тут ко мне жена приезжает. А я уже полгода без. И началось. Ну что там может в двадцать четыре года начаться? Там кончиться никак не можется: раз за разом, курить во время секса приходилось — не успевал до кухни добегать.

А за стенкой жила тетка такая нонномордюковская. Только с зоны откинулась, за убийство сидела. В части меня каждое утро подкалывали:

«А ты чего на построение пришел? Тебя тетя Света еще не зарубила?» Оказывается, мои предшественники, жившие в этом бараке, срочно съехали оттуда — тетя Света в них топор метнула и с ножом набросилась. Поэтому мне и досталось свободное жилье. А то.

Но, несмотря на такое близкое соседство, я ее ни разу не видел: служба, наряд за нарядом.

Ну вот и мы с первыми лучами солнца тоже наконец-то откинулись.

И тут такой ор за стенкой: «Убью нахуй! Ёбаные твари, всю ночь ждала, когда вы там наебетесь уже, животные упоротые!»

И сразу же громовой стук в дверь, аж в печке огонек начал разгораться потухший.

Я вскакиваю, натягиваю труселя, распахиваю дверь, а там вестник Ада какой-то: небритая бабища килограммов на 100, волосы-пакли в стороны — точно летела, глаза «Кровавая Мэри» — кровь с самогоном, в руках топор ржавый, халат-самобранка.

Бабища набирает в рот воздух, чтобы сдуть наш поросячий домик своим отборным зоновским матом ко всем чертям собачьим, и тут моя жена сзади ко мне подходит, обнимает меня и спрашивает, еще не видя всадника Апокалипсиса: «Сережа, а кто это там?»

И тут тетя Света открывает рот еще шире, еще, еще — и вдруг сдувается, как воздушный шарик. Стоит и смотрит на нас, вторым подбородком дергает, ну как ребенок, у которого новогодний подарок украли:

— Вы… вы, суки ёбаные… вы такие красивые…

Обмякла, стекла тут же на наше крыльцо, гулко откинула голову на дверной косяк и зарыдала, подняв к небу выгоревшие белесые глаза.

Один раз за всю свою биографию выступил с пламенной речью. Перед матросами.

Январь месяц на Дальнем Востоке. Температура воздуха поднялась с минус 35 до минус 30. Та самая температура, когда в голову командования приходят удивительные и глобальные идеи.

Зима застала нашу часть врасплох: нас поделили на две части. Военный феодализм никто не отменял.

Нам досталось полцарства справа, нашим друзьям-сослуживцам — полцарства слева.

Высший разум, называемый «Военная мысль», принял решение строить заборы. Два независимых забора в нескольких сантиметрах друг от друга: конгруэнтно и параллельно.

В качестве старшего назначили меня. Я же пять лет в высшем военно-морском училище был лучшим курсантом по строительству заборов.

Сейчас требовалось подготовить лунки глубиной один метр для будущих столбов.

Выстроил матросов с лопатами, которые еще Цусиму помнят — лопаты, не матросы. Вышли на объект.

Тяп. Ничего. Тяп-тяп. Тишина.

Земная твердь. Хоть она и создавалась на Второй день, мы опередили Время и натолкнулись на нее в Первый.

Херась-херась. Заиндевевшая земля чуть потрескалась.

Ху-як! Лопата отскочила, как пуля, попавшая не в ту голову.

Матрос обернулся на меня. Я стоял, широко расставив ноги, ветер трепал кашне. Соврал: кашне не было, я был в техноте — технической одежде. Мы, офицеры, в ней всегда были: на службе, на днях рождения, на собственных свадьбах. Даже женщины наши были в ней почти всегда. Их отличали только накрашенные губы бордо и «ленинградские» ресницы.

Выхода было два: долбиться или дождаться весны.

— Товарищи матросы! — Ветер трепал мою челку, усы покрылись обледеневшей росой дыхания. — В тяжелую годину выпало нам…