Давид Фонкинос - Две сестры

– Тебе нельзя жить здесь.

– Что значит «здесь»?

– В этой квартире.

– Ну… я не знаю…

– Он оставил тут все свои вещи. Это нехорошо.

– Ты права, но…

– Но что?

– Не знаю… мне нужно побыть тут еще какое-то время.

– Но это слишком тяжело.

– Вот именно, я здесь как в могиле.

У Агаты даже холодок прошел по спине. Никогда еще она не слышала от Матильды таких слов – напротив, сестра всегда была такой сильной, такой жизнерадостной. И на нее нахлынула беспредельная печаль, которую тут же сменил беспомощный страх: она не знала, что делать, что говорить. Потом наконец спросила:

– Ты собираешься вернуться в лицей?

– Да, конечно. Завтра же.

– Ну, тем лучше. Нужно жить дальше.

– Это еще что такое?! Разумеется, я собираюсь жить дальше.

– Ты всегда можешь рассчитывать на меня, ты же знаешь.

– Да. Спасибо.

– А ты не хочешь сегодня вечером прийти к нам?

– Нет. Мне нужно отдохнуть.

– Ну и прекрасно.

– Скажи, ты скучаешь по маме? – внезапно спросила Матильда.

– Да, конечно. Постоянно.

– Нет… я имею в виду другое… не просто скучаешь, как полагается… не просто ощущаешь ее отсутствие… отсутствие… даже не знаю, как объяснить… эту страшную пустоту. Почти невыносимую.

– Да, я поняла, что ты имеешь в виду. Бывают такие дни, когда это особенно больно.

Матильда подумала: «Нет, она меня не понимает». И поблагодарила сестру за поддержку, тем самым недвусмысленно давая понять, что хочет остаться одна. Надевая пальто, Агата повторила: «Ты всегда можешь на меня рассчитывать». И вышла из квартиры, широко улыбнувшись на прощание, в надежде, что эта улыбка хоть на какое-то время ободрит сестру. Но, стоя на площадке в ожидании лифта, она не могла избавиться от тягостного чувства, особенно потому, что Матильда даже не спросила о своей племяннице, притом что обожала Лили, без конца просила присылать ее фотографии. А сегодня вообще не вспомнила о ней. Это особенно ясно свидетельствовало о серьезности ее состояния.

Тем же вечером Агата написала Этьену: «Матильде очень плохо. Надеюсь, ты уверен в своем решении».

Квартиру на втором этаже занимала врач-психиатр, мадам Намузян. Это ужасно забавляло Этьена и Матильду: они шутя повторяли, что живут в сумасшедшем доме. И, встречая в подъезде ее пациентов, пытались угадать, каким неврозом страдает каждый из них. До чего же далеким казалось теперь это счастливое время!

Матильда пролежала в кровати допоздна, ворочаясь с боку на бок. Организм, не привыкший к такому странному режиму, отказывал ей даже в коротком отдыхе. Была уже почти полночь, когда она решила спуститься на второй этаж и позвонить в дверь врача. Прежде Матильде и в голову бы не пришло поступить таким образом. Она никогда не позволяла себе побеспокоить кого бы то ни было, стеснялась даже войти в кафе, чтобы попросить разрешения воспользоваться туалетом, и неизменно хвалила заказанную еду, даже когда не прикасалась к ней. Это было весьма характерно для Матильды, не столько сосредоточенной на самой себе, сколько не желавшей вторгаться в чужую жизнь. Поэтому решение обратиться среди ночи за помощью к соседке требовало от нее немалой храбрости. Но она не могла поступить иначе: ей было необходимо как можно скорее избавиться от самой себя.

Софи Намузян посмотрела в глазок: кто это мог звонить в дверь в такой поздний час? Она с трудом узнала свою соседку. Обычно, когда Софи встречала ее в подъезде вдвоем с возлюбленным, та выглядела жизнерадостной и беззаботной; это была самая приятная пара в их доме. Но сейчас у женщины было трагическое лицо, она выглядела намного старше своих лет. И Софи открыла дверь.

– Добрый вечер… – начала Матильда.

– Здравствуйте.

– Мне очень неудобно вас беспокоить в такое позднее время. Это… это совсем не в моих правилах…

– Ничего страшного. Чем я могу вам помочь?

– …

– Ну, говорите же…

Теперь Матильда даже не понимала, зачем пришла. Она стояла молча, слова не шли у нее с языка. Ее захлестнул стыд – стыд, родившийся только сейчас, в сумятице момента. По ее щекам текли слезы, но она их не замечала: лицо, как и тело, почти целиком утратило чувствительность, словно под действием анестезии. В конце концов Софи Намузян впустила соседку; она поняла, что та находится в критическом состоянии.

Усадив Матильду на кушетку, она принесла ей чашку травяного чая, который сейчас пила и сама. После долгого рабочего дня и общения с пациентами она любила проводить вечера в одиночестве, за книгой. Увидев кошку, Матильда невольно подумала: «Наверно, скоро и я заведу себе такую же». Да, несомненно, ее ждала именно эта жизнь – без мужчины, с кошкой.

– Так что с вами случилось? – мягко спросила Софи.

– Не знаю.

– Попробуйте все же объяснить.

– Да нет, конечно… конечно, я знаю. Это банально до ужаса. Меня бросил мой друг. Вот и все.

– Сочувствую вам.

– Спасибо. Я…

– Что же?

– Я не хотела вас беспокоить этим…

– Вы меня не побеспокоили.

– Очень любезно с вашей стороны. В любом случае спасибо… Я позволила себе прийти, потому что уже много дней не сплю… и неспособна вести занятия… я ведь преподаватель… вот и сегодня не смогла поехать на работу… но завтра, наверно, будет лучше… я приду в себя… уверена, что приду в себя… мне полегчает… у меня нет выбора… я должна преодолеть свое горе… но… для этого мне нужно поспать… отдохнуть… вы понимаете?

– Да, конечно, понимаю. Все понимаю.

– Ну вот… я и подумала, может, у вас есть такие порошки… какое-нибудь снотворное. Я буду очень аккуратна, обещаю. Я пришла вовсе не для того, чтобы… ну, вы понимаете.

– Да, это просто чтобы выспаться.

– Вот именно.

Матильда чувствовала, что ее измотал даже такой простой разговор. Словно ей пришлось вести битву со своими мыслями, чтобы облечь их в слова. И теперь, выразив то, что нужно, она совершенно выдохлась. Софи достала из ящика стола таблетку лексомила.

– Вы можете принять полтаблетки, этого достаточно, чтобы заснуть.

– Благодарю вас! Тысячу раз благодарю! – ответила Матильда так пылко, будто эта женщина спасла ей жизнь.

В ту ночь Матильда действительно сразу заснула, но ее начали одолевать тревожные сны; они шли вереницей, один страшней другого, и она была бессильна отогнать их.

На следующее утро Матильда проснулась с пересохшим горлом и ломотой во всем теле. Ей, конечно, удалось поспать, но какой ценой?! Она была совершенно неспособна ясно мыслить.

Проходя в кухню, она заметила конверт у входной двери, на полу. А вдруг это от Этьена – он приходил ночью, он раскаялся в содеянном! Матильда жадно схватила конверт, но увидела на нем фамилию Намузян. В конверте лежал рецепт на лексомил и антидепрессанты, листок временной нетрудоспособности сроком на неделю и записка: «Нет, ваша история совсем не банальна. Всякое страдание – единственное в своем роде. Будьте мужественны. Если я вам понадоблюсь, всегда готова помочь. Софи».